В политических словарях марксистов фашизм представлен как выражение буржуазной реакции. (Для нас же фашист – это старший брат из патриархальной семьи. Потому что видна преемственность между поколениями). Все обыватели становятся агрессивными, когда из-за кризиса, поражения в войне, разорения и разочарования теряется обычное обыденное спокойствие. Конечно это не самый обеспеченный слой граждан. Но это всего лишь слой горожан, они начинают поддерживать любого полковника, который обещает навести порядок. Здесь любой агитатор популист может поднять свой кредит доверия, если обещает обуздание кризиса и наказание виновных. Тут даже диктатора в звании полковника не надо, достаточно ефрейтора. Важна его зажигательная речь.
Все аристократические слои, их дети военные, что из поколения в поколение считали своим долгом служение монарху, потом правительству и нации, тоже сильно правели. В конце концов, именно военное сословие все время совершало перевороты в Латинской Америке. Когда после левых правительств все время наступал системный кризис: росла инфляции, падало производство, население ждало очередных подачек. В таких условиях все реформаторы либералы весь 20 век сходили с ума, пускали пулю в лоб, их линчевала толпа или свергали путчисты. Все леваки и прогрессисты в Латинской Америке правили не долго, максимум три года. Только в Уругвае и Аргентине благодаря высокой степени положительной миграции, то есть правительство приветствовало миграцию, удавалось что-то делать в спокойной обстановке. В первой трети 20 века так и было. До 1930 года реформы продолжались, пока во всем мире не забушевал кризис. Но этого хватило, чтобы очередная хунта или генерал или группа генералов создавали реакционный режим на долгие десятилетия.
Католическая Латинская Америка же все время демонстрировала склонность к консерватизму и, одновременно, к левому радикализму. (Братья, везде братья. Потому что в традиционных семьях рождается достаточно братьев и сестер, чтобы они по привычке поддерживали семейные традиции). С другой стороны семейные традиции, клановость, следовательно и неизбежная коррупция все время давали повод для агитации коммунистов и либералов.
Чтобы произошел поворот в сторону военной диктатуры (или, по нашему состоялся приход к власти старших братьев), нужно несколько условий. Первое условие – это нестабильность. Часто вызванная экономическим кризисом стараниями либералов или сверх спекуляцией на бирже. Это приводило к падению уровня жизни. Раздражению самых незащищенных слоев населения. Аристократию, служителей культа и военное сословие выводили из себя вседозволенность, падение нравов, коррупция в верхах, разврат и проституция на улице. Таким образом, второе условие – наличие аристократии, касты военных.
Так как к описываемому моменту о феодальной аристократии можно уже забыть, то действующая элита, буквальная элита, уважаемые люди общества, а не банкиры и нувориши должны подавать идею сильной руки. В Ревконе эти авторитеты общества называются ремидами.
Ремиды – люди с достаточной рефлексией и ответственностью. Только ремиды создают идеологию всегда и везде.
Для фашизма характерна связь между будущей диктатурой и сельской интеллигенцией. (Например, Бенито Муссолини сын сельского учителя, а Адольф Гитлер сын провинциального почтового работника, Хуан Перон сын фермера). Как видим, традиция не прерывается. То есть фашисты или люди, похожие на них, все время выступают как выразители национальных интересов, как посланцы от старой аристократии. Хотя чтобы их найти приходится обращаться в сельскую глубинку. На самом деле это никакие не провинциалы. Они не привыкли к буржуазной разнузданности. С детства старших сыновей отцы приучали к порядку. Оказавшись в городе, среди публичных домов и бульварных репортеров, они пришли в замешательство. Теперь они подросли. Достигли – получили звания полковников и генералов. Теперь они по очереди и по традиции должны возглавить нацию – семью. Поэтому после левых в Латинской Америке всегда к власти приходила правая хунта.
