А я любила цветы. Самые разные. И розы, и астры, и пионы, и даже самые простые ромашки с васильками. В моей комнате они все равно стояли в простых стеклянных банках. В детстве мама плела мне венки и всегда рассказывала какую-то интересную историю. Ножницы я нашла на кухне и аккуратно срезала розы, составляя букеты и композиции из разных оттенков, и украсила ими весь дом. Теперь он не выглядел так мрачно и гротескно. По крайней мере мне так казалось.
Очередной букет я принесла в кабинет Айсберга и воткнула его в трёхлитровую банку (их я тоже нашла на кухне, когда вазы закончились), поставив ее посреди стола. Следом за мной в комнату вбежала Виолетта. Ее глаза сделались размером с блюдца, и она не переставала махать руками, как курица.
– Что за безвкусица! Ты что здесь устроила? Это тебе что – деревня? Что за…цирк? Что за плебейство? Цветы в банках?
– Я…я хотела украсить дом! – схватила букет и прижала к себе, видя, как та решительно направилась к банке.
– Ты его обезобразила! Где это видано! Что за деревенские замашки!
– У вас недостаточно ваз!
– Они и не нужны! Хозяин никогда не ставил здесь цветы! Им самое место в саду! Немедленно выбрось все букеты!
– НЕТ! Мне нравятся цветы!
Она сделала несколько шагов ко мне и прошипела мне в лицо:
– Послушай, девочка, ты здесь временно. Настолько временно, что даже эти цветы простоят дольше, чем ты задержишься в этом доме. И если ты думаешь, что ухватила черта за бороду, то тебе кажется! Немедленно выбрось все это безобразие!
– Не выброшу! Я здесь живу. И хочу, чтобы в доме были цветы! Пусть ваш хозяин запретит мне!
– Моего слова достаточно!
– А мне недостаточно!
Нагло посмотрела ей в глаза, и та остановилась, не решаясь наступать на меня дальше.
– Для меня важно слово только одного человека, а не ваше. Прислуга тоже обычно ненадолго.
ЕЕ не просто задели мои слова, она так тряхнула головой, что очки свалились с одного уха, и ей пришлось нервно поправить их обратно.
– Я не прислуга!
– А кто?
Эти судорожные потуги найти ответ отразились на ее лице.
– Я…я более тридцати лет в этом доме! Я сейчас заставлю тебя убрать эти цветы и эту безвкусицу.
– Я поставлю снова!
Ответила тихо, но отчетливо.
– Это мы посмотрим! Уверена, что уже сегодня вечером вылетишь отсюда, как пробка. Маленькая…потаскушка!
Она извлекла из кармана кнопочный сотовый и принялась лихорадочно тыкать в него пальцами. Тяжело дыша, я держала банку прижатой к своему телу, и аромат роз забивался мне в ноздри. Они пахли, как и Айсберг, другой жизнью, роскошью и благополучием. А от слова «потаскушка» пылали щеки и саднило в груди. Как будто там только что разодрали ногтями. Почему-то от этой холенной женщины слышать такое слово было обидно. Оно резануло и заставило проглотить слезы.
– Ожидайте, вас соединят.
Монотонный голос то ли коммутатора, то ли секретаря. Обе слушаем музыку. Классическую. Венский вальс. После отъезда Айсберга прошли сутки. Я не знаю, куда она звонила…но почему-то была уверена, что ему.
– Да! Что случилось?
От звука властного низкого голоса у меня вдоль позвоночника пробежали мурашки и нежно защекотало внизу живота. По всему телу разлилась истома. Вдруг очень сильно захотелось его увидеть. Как говорит это властное «Да! Что случилось?», как шевелятся в этот момент его губы.
– Она…эта…эта девчонка по всему дому расставила банки с цветами! Трёхлитровые банки, представляете?! И не дает их убрать!
