Правда? Мне бы очень хотелось быть твоим последним воскрешенным ребенком, одним из самых темных, зародившимся тогда, когда в тебе почти не осталось тепла и света. Остальные дети собрались и уплотнились, но я не хочу покидать тебя, поэтому я иду одна в холоде и моя кровь загрязнена теплом, которое принадлежит другим. Да, я ее отдаю – мне она не нужна – ты знаешь – как и тебе. Конечно, они могут ее выпить. Ты не считаешь это жестоким?
Да, не более, чем моя жизнь. Я понимаю – здесь нет никого, по отношению к кому может быть проявлена жестокость. Это может никогда не прекратиться. Я не хочу, чтобы мои братья существовали, но также не хочу, чтобы они пили кровь. Я знаю, два больших вампира уродливы, пока не соберутся так, как должно, но меня нет, поэтому тьма, зачем ты пробудилась, чтобы обратиться ко мне? Я знаю, что я твое любимое дитя, потому что одновременно существую и не существую.
Кровь течет без необходимости – не для меня, значит, это не моя кровь. У меня нет своей крови, но вся кровь ваша, поэтому зачем ты пробудилась и обратилась ко мне? У меня нет оснований считать ни одно тело собственным – даже это тело – ты знаешь».
Мелкие осколки света загорались и гасли под ее ногами. Удаленный свет звезд казался более постоянным.
«Жизнь окружена плотными одеждами смерти. Она находится в склепах или гробах. Все, что могло бы навредить мне, давно заточено в гробницы. Предусмотрительные насекомые. Запрограммированные панцири, экзоскелеты.
Все, что могло бы мне понадобиться в моей могиле бесконечно от меня далеко. Я ожидаю, что кто-нибудь ее вскроет и пожрет меня, потому что мы все связаны – значит, снаружи есть что-то. У меня нет собственного тела. У меня нет собственного сознания – оно работает не для меня – просто работает. Мое сознание разнородно и состоит из многих, и мы все связаны где-то снаружи – я подозреваю, что это сознание того, кто придет, чтобы пожрать нас».
Она шла медленно, ее глаза были рассредоточены – работали с механической точностью, как и остальное тело, планомерно двигавшееся вперед, не быстро и не медленно.
Она больше не различала мысли. Наступила тишина. В нее иногда вторгался хруст снега, ветер, невнятно шептавший у ее ушей.
Она подошла к давно росшим впереди стенам и погрузилась в тьму, скрытую за ними.
Темнота была теплой и полной шорохов. Звук ее движений казался останками более интенсивных шумов, разлагавшихся в темноте, которые остались после движений, действий более обширных тел, объектов, существовавших в темноте.
Она продвинулась туда, где был свет. Остановилась, опустила голову. Она увидела безголовое тело, вползающее в круг света, стирая свою обнаженную белую кожу о грубую ребристую поверхность пола.
Ее сердце глухо забилось, она почувствовала рвотные позывы. Ее попытка ускользнуть от тела не удалась – оно ее преследовало, сопровождаемое легким тухлым ароматом.
Тело подползло к ней совсем близко, не останавливаясь, начало взбираться вверх по ее ногам. Она брезгливо дернула ногами, отстраняя тело. Тело послушно остановилось, неловко перевернулось на спину. Затем оно перевернулось обратно на живот и снова уцепилось за ее ноги.
Она отбежала от ползущего тела подальше. Тело медленно развернулось. Ее тело сотрясала дрожь. Тело было слабым, медленно двигалось, на нем было много повреждений. Она подозревала, что оно может быть опасным, но опасность была неявной, ее природа была скрыта от нее.
