Sofiko. Танцевать на перепутье - страница 13

Фламенко. Когда-то он и его танцевал. С кем – с еще одной женщиной, страстно желающей научиться танцевать. Как и он сам. Он перепробовал все, но каждый раз относился к танцу и партнерше, как к самой большой ценности, что только может быть. Он вел их всегда почти скрытно, словно они сами знают, что делать. Их движения были продолжением его. Их дыхание было ответом на его вдох. Их взгляд блуждал лишь в его глазах.

Он жил в танце.

Он ожил в танце.

Он выжил в танце.

– Это мама, говорит, что приехали, – София встала рядом и стала смотреть, что дед хочет поставить из музыки.

– У них все хорошо? – пальцы деда замерли на Карлосе Сантане.

– Да, судя по голосу и плеску воды, – хихикнула София.

– Она это заслужила, – дед улыбнулся кому-то и развернулся к внучке. Протянул правую руку. – Ну а теперь – танцы.

***

Мы договорились о первом занятии. Да. Я ведь тебе это уже говорил, да? И родителям рассказал, что учусь танцевать… А через пару дней не смог отвертеться и от встречи в баре с друзьями – день рождения бывшего коллеги – и вновь поделился своей радостью.

Знаешь, зря я это сделал. Но внутренний предатель молчал, а проснулся только за полночь, когда меня уже обсмеяли как могли. Хотя нет, просто закидали своими страхами и завистью.

Откуда страхи? Я решился идти к своей мечте, а они до сих пор боятся. Знаешь, София Константиновна, страх останавливает нас. Всегда. Это природа, мозг бережет нас. Но надо уметь отличать страх от лени и нежелания что-то делать. Да, и, пожалуй, страх еще надо отделить от нежелания брать ответственность за свои действия. Свою жизнь. Я бы хотел, чтобы ты это запомнила, дорогая.

А зависть откуда? Так все хотят и говорят, но не все достигают и делают. Вот как думаю. Грустно, внучка, мне стало. Но и легко: поздновато, но я понял, что мне надо менять окружение. Есть такое, если хочешь что-то поменять, начни с окружения. Это работает, да.

Так что выслушал я тогда насмешки, упреки и непонимающие возгласы: «Тебе ж не пятнадцать, брось», «Зачем тебе это надо, Костян?», «Чувак, ну ты даёшь. Ты че, этот что ль?» И сочувственно хлопали по плечу.

Я не злился на них, нет. И даже обидно не было, хотя поддержка не помешала бы, особенно тогда. Я тыкался слепым котенком во все углы, лишь бы найти зацепку на каплю свежего молока. Мне было их отчасти жаль, может. Или, нет. Вру. Мне было не до этого, потому что на следующий день у меня была первая встреча с Юлей. Моим первым преподавателем танцев.

Единственное, что я запомнил с того вечера и за что благодарен ребятам. Впрочем, я всегда им благодарен за дружбу, они хорошие, просто я слегка перерос их. Либо просто сменил фокус внимания.

Я понял, София Константиновна, что когда ты озвучиваешь любую идею, часто напарываешься если не на непонимание, то на недоумение точно. Ты обычно не слышишь слов поддержки – это непринято. Пожатие плечами и взгляд на тебя, как на нелепого панду, который спросонья пытается слезть с ветки – вот что обычно встречаешь. Редко, кто говорит: «О да, это круто, давай поможем. Действуй». Если ты найдешь таких людей, держись их. Они помогут тебе достичь желаемого.

Но я не пожалел, что рассказал о танцах своим друзьям и родственникам. Что? Я уже говорил это. Ну, прости, милая, старого зануду. Рассказал и не пожалел, потому что интересно было наблюдать за их реакцией.

Ну да ладно. Наступил долгожданный день. Я ехал по городу в сторону танцевальной студии Юлии. Казалось, мир притормозил на мгновение. Машина была тогда в ремонте, я ехал на автобусе. Вышел за пару остановок, чтобы унять дрожь. Это я сейчас понимаю, что к чему. Тогда казалось, сердце вырвется наружу из-за страха, непонимания происходящего. Поток неспешных людей на мостовых. Ах, Питер. Его жители никуда не спешат обычно, они чинно прогуливаются даже в будний день, даже под моросящим дождем. Про гостей и говорить нечего. Энергетика прошлого и величие камня, что сдерживает Неву, не терпят суеты. Но в этот день все словно понимали, что будет с моей жизнью скоро – она перевернется, она уже это делает – и притормаживали, даже транспорт, выражали сочувствие. Даже тело отказывалось идти, ему не хотелось познавать новое. Только подсознание семафором било: «Хочу попробовать, хочу мечту!»