София. В поисках мудрости и любви - страница 40
– Только не спрашивай меня, что это за фонтан, – предупредил Декарт. – Одни говорят, в нем три тинктуры, дающие семь при взаимодействии. Другие доказывают, что их десять или девять, а из них возникает тринадцать или двадцать три. Может быть, правы и те, и другие, а может, ни те и ни эти. По мне так весь смысл этой загадки – в самой загадке. Первично не яйцо или птица, но сам принцип того, что всякая птица возникает из яйца, а яйцо возникает из птицы. В первичном состоянии они существуют одновременно.
– Одно невозможно без существования другого… – тихо пробормотал Евгений, не ожидавший увидеть в Зале Дверей столько экзотики. – А когда откроется собрание? Или оно уже началось?
Декарт открыл рот, чтобы ответить, но в тот же миг увидал вдалеке человека, подающего ему знак рукой. Переключившись на своего знакомого, Ренэ снял шляпу и тоже помахал ею.
– Пойдем, Женэ, я тебя кое с кем познакомлю!
– Renato! Дружище, ты все-таки нашел своего гиперборейца? – человек в бархатном жилете с поднятым воротником обнял Декарта, покосившись на Евгения.
– Ты же знаешь, я всегда иду до конца, когда дело касается заданий Коллегиума, – ответил ему Декарт. – Женэ, позволь представить моего друга и соратника, знаменитого естествоиспытателя Галилео Галилея. А это, как ты уже догадался, тот самый Eugenius из Гипербореи!
– М-да, наслышан о ваших феноменальных способностях! Надеюсь, камень заточенного света в надежном укрытии? – озабоченно прошептал Галилей, протягивая руку Евгению.
– Мы же договорились не вспоминать про тот случай в Porta Lumen… – оборвал его Ренэ.
– Да-да, я помню! А что с братом Алессандро, он вас дождался?
Декарт рассказал про чудовищную микстуру, которую им вручил Сандро Боттичелли, после чего Галилео нахмурил брови и принялся молчаливо теребить ус. Евгений продолжал стоять рядом с ними, чувствуя, что его присутствие мешает Ренэ и Галилео переговорить о чем-то важном.
– Прошу прощения, я ненадолго отлучусь, – предложил Евгений, указывая на причудливую фреску, занимавшую на стене все свободное пространство между дверями. – По-моему, эти изображения на стене как-то взаимосвязаны.
– Le Tableau Alquimica! – утвердительно покачал головой Декарт. – В таблице алхимических элементов каждый ряд и столбец означает трансмутацию мысли с последующими переходами на другие ментальные уровни.
– Вот класс! Таблица алхимических элементов, да это же прямо как таблица Менделеева!
Евгений выкрикнул эти слова так громко, что на него обернулись стоявшие неподалеку ученые, среди которых оказался некто весьма похожий на Дмитрия Ивановича с косматой бородой. Он внимательно осмотрел Женича, после чего слегка склонил корпус, подтверждая тем самым, что он и есть Дмитрий Иванович Менделеев!
Как бы извиняясь за свое нетактичное поведение, Евгений вытянул шею и робко приподнял руку в знак приветствия. Кто бы мог подумать, что на розенкрейцерском собрании можно вот так невзначай повстречаться с профессором Менделеевым? В этом труднодоступном месте, окруженном сплошной огненной стеной, между мыслителями, действительно, происходил некий обмен идеями. Восхищала сама возможность того, что в Зале Дверей в нескольких шагах от Галилея с Декартом стоял Менделеев, который обсуждал потенциальные объемы памяти «миниатюрного демона» со своим коллегой, таким же бородатым джентльменом, одетым в длинный сюртук и жилетку с карманными часами на цепочке.