Смертельная бледность разлилась по лицу Веры, даже в губах не осталось ни кровинки. И вдруг она так громко и отчаянно зарыдала, что я порядком испугалась. И моя бесшабашная идея уже не казалась мне такой уж превосходной…
– Что ты придумала, Соня! Кто же его отпустит! Это же сколько согласований надо – наверное, одних заявлений тонну написать!
– Насчёт согласований есть вариант всё узнать прямо сегодня. Среди гостей будет один мой родственник, который владеет теорией по вопросу. Если он наши наполеоновские планы не зарубит сходу на корню, то в случае чего тебе только очень оперативно придётся прислать заявление с настоящей подписью.
– Да это вообще не проблема, – хлюпая носом и утираясь кухонным полотенцем, отмахнулась гостья, – я не то что заявление курьерской доставкой, я сама лично готова прилететь, даже ради одной-единственной своей подписи.
– Ой, скажешь тоже! Я и без тебя тут с администрацией постараюсь всё утрясти. А ты попытайся на всякий случай поискать знакомства в самом московском Управлении ФСИН. Вдруг потребуется от самого главного Карабаса в их системе распоряжение, мало ли. А с начальником колонии я постараюсь тут договориться.
– Сонь… а твой знакомый – он случайно не сам начальник?
– Ну… сам не сам, но не последний там человек, поверь мне. – Без разрешения дяди Лёши я не решилась открывать Вере его личность.
– Ох, Соня, страшно мне что-то, – покачала головой Беркутова.
– Не дрейфь, у нас тут люди не кусаются и за спрос в глаз не дают! К тому же, лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и потом всю оставшуюся жизнь проклинать себя за трусость.
– Не знаю… я очень боюсь. Но с другой стороны…
– Вот и порешили!
За обсуждением моего безумного плана мы всё-таки кое-что не успели к возвращению мамы и бабы Тони.
– Девки, а вы чего это такие вздрюченные? Эта-то ладно, ей всё ж простительно, – ехидно ухмыльнулась бабулечка в лицо покрасневшей Веры, – а ты с какого перепугу как разбуженная сова?
– Да так, ничего. Просто так.
– Знаю я это твоё просто так. Опять, поди, чего удумала, неугомонная.
Вера выразительно метнула мне молнию озабоченного взгляда и вернулась к украшению торта.
Немногочисленные гости с плохо скрываемым любопытством рассматривали новое лицо за нашим столом. Но поскольку среди моих друзей фанатов Беркутова больше не было, то её принадлежность к миру искусства осталась нераскрытой и интерес к моей новой приятельнице скоро угас вместе с количеством употреблённой баб Тониной наливки. Вера исподтишка приглядывалась к дяде Лёше, верно рассудив, что кроме полковника ходячим справочником по Уголовно-исполнительному кодексу быть некому.
После чая друзья мои дружно засобирались домой, дядя Лёша тоже было поднялся, хотя обычно помогал нам складывать «парадный» раздвижной стол и убирать обратно в кладовку.
– Дядя Лёша, ты не торопись, давай-ка я тебе ещё чайку подолью… – нажимаю я ему на плечи, усаживая назад. – Разговор у нас к тебе есть.
– Так, начинается… – хмуро констатировал товарищ полковник, обозрев наши с Верой сосредоточенные лица. – На облегчённый режим переводить вашего сидельца у меня нет никаких оснований, сразу говорю.
Глаза у Веры Беркутовой, конечно, большие и красивые, но чтоб они занимали пол-лица – такое было впервые. Делаю вид, что не замечаю шока гостьи.
– Ты не суетись, дядя Лёша. У нас посерьёзнее режима проблема имеется. К тому же, у «осýжденного» к режиму претензий нет, так что вопрос совсем другой.
