– Не хотелось бы, чтобы нас с вами видели вместе, – поздоровавшись, сказал полковник. – Поэтому предлагаю встретиться в кинотеатре.
– В кинотеатре?! – вырвалось у Готовцева.
– Да. А что вас смущает?
Но Готовцев уже протащил через проектор памяти коротенькое воспоминаньице о последнем посещении кинотеатра – десяток или дюжина зрителей в огромном зале – и поспешил согласиться:
– Идёт. В кинотеатре так в кинотеатре.
– Кинотеатр «Луч», сеанс на шестнадцать часов. Устроит?
– Буду.
– Михаил Петрович, вы придите, пожалуйста, чуть пораньше, посмотрите, нет ли знакомых. В зал входите среди последних и садитесь где-нибудь в сторонке и повыше, а я присоединюсь к вам, – проинструктировал Готовцева Анатолий Иванович и попрощался.
В течение последующих часов Готовцев неоднократно обращался мыслями к предстоящей встрече в кинотеатре «Луч». Возникали предположения и о розыгрыше. Состряпать удостоверение – это проще простого. Купи корочки соответствующие и оформляй их хоть на полковника, хоть на генерала. Печать? Так он ведь печать-то и не разглядывал. Может быть, там значится какое-нибудь ТОО или ООО, которых сейчас хоть пруд пруди. Вот только кто способен столь основательно всё подготовить, что даже ввести в заблуждение его, Готовцева, отнюдь не лопуха? И эти двое – типичные гэбэшники. На «Волге». Знакомые графоманы для розыгрыша подобного масштаба, пожалуй, мелковаты.
Да и не осталось никого. Это он… Да, он, Михаил Готовцев, один из немногих, кто держался так долго. Будучи к тому же не прозаиком, а поэтом. И «пускай поэт в картине утопии опишет всеобщую человеческую любовь существующей…» Но это сделает не поэт Готовцев. Он вышел из дому. Теперь он вряд ли когда-либо создаст нечто нежное, романтическое, ласкающее уродливо-сильную душу современного читателя.
«Вышел из дому» – это так, ну, образное выражение, что ли, относящееся к переменам в его жизни, имевшим место пару месяцев тому назад. А из дому он выходил и прежде. По утрам. Работая дворником там же, где и проживал в течение целого ряда лет. Почти столько же работая, сколько и проживал. Он убирал вокруг двух домов, потом шёл на планёрку и выслушивал всё, ему непосредственно адресованное. В необходимых случаях кивал и улыбался. Он выучил наизусть время выхода в телеэфир очередных порций сериалов, которыми увлекались его коллеги, преклонных лет тётеньки по преимуществу. Старушки уважали его. А он наблюдал за ними и вспоминал свою бабушку, думая, что когда-нибудь он напишет о ней книгу. Не сейчас, а когда окончательно станет прозаиком. Когда состарится, возможно. Пожилые женщины спрашивали, смотрел ли он вчерашнюю серию. Нет, честно отвечал Готовцев и добавлял, лукавя: не получилось, мол. И выслушивал пересказ серии. Не слушая, однако что-то всё-таки улавливая. То, что пробивалось сквозь маску рассеянности, удобную для него и не очень оскорбительную для рассказчика.
Однако всё изменилось после того, как в их квартире поселился двоюродный дед жены, обыкновенный с виду старик, способный убить взглядом негасимый огонь жизни в душе не сумевшего себя защитить. Ну и ладно. Разве ж обязательно видеть глаза всматривающегося в тебя человека? И пускай лёгкое давление прохладного ветерка сдувает пыль с наружной поверхности век, с благоразумной своевременностью чуть прикрытых. Пускай.
Однако холодное сияние стариковского взгляда мелькнуло в родных глазах жены, вдруг ставших чужими. Может, показалось? Да нет, кажется. Он напрягся и вспомнил, что она только что сказала. Да, всё так. И Готовцев сменил работу. Спустя двое суток, в течение которых старался ни о чём не думать. А когда возвращался домой со свежезаполненным и ловко заламинированным удостоверением, хотелось прыгать от радости или просто бежать вприпрыжку, так как предстоящая зарплата была почти вдвое больше прежней. До родного подъезда радости не хватило. Готовцев купил водки и напился. Впервые за последние несколько лет. Будучи впущен в коридор квартиры (он очень долго скрёбся в дверь и сильно устал), Готовцев не стал подниматься с четверенек, а вывалил из карманов всё содержимое и постарался отодвинуть от ключей, авторучки, записной книжки и прочего столь же неважного коричневые «корочки» с надписью «Охранное агентство».
