Скорее всего, Август уже озвучил предложение и своей любимой подопечной. Впрочем, есть вероятность того, что старик еще не выжил из ума, и не будет сталкивать бывших «родственников». Или будет? Ради красивого боя? Ради забавы? Ради собственной выгоды, известной лишь ему? Они оба – его воспитанники. Но у Виктории больше прав на этот «трон» – она чистый боец, игрок в системе. Джон – «серый кардинал», которого ненавидят обе стороны. Первые считают его крысой, вторые – лживым подлецом. И никто не задумывался о том, что все их зыбкие порядки держатся на том, что детектив ищет нарушителей, беспокоящих и полицию, и теневой бизнес.
Записки журналистов лежали в коробке мертвым нетронутым грузом. Швец поставил их на стол и свернулся на диване, не раздеваясь, не желая продолжать мыслительный процесс, зная, что дальше последует поход до ближайшего бара или магазина, и после его уже никто не отыщет, как этого самого маньяка, поиском которого занят сам детектив.
Периодически Швец был подвержен меланхолическому настрою. Несмотря на свою живость, любовь к авантюрам, загадкам, приключениям, как и все простые рабочие, он уставал. Позади была примерно треть жизни, которую детектив ощущал едва ли не половиной. В двадцати семи годах существования было почти все, что может составить интересную биографию, которую растащат на статьи, книжки и телепередачи.
Он рано ушел из дома – ему было двенадцать в тот момент. Белокурый, нежный, похожий на мать как две капли воды, Джонни сел на первый поезд, который пришел к вокзалу в ту ночь. Отчим зарезал Льюис и изнасиловал уже мертвое тело на глазах пасынка. Вся кухня залилась кровью, белые гольфы провоняли и прилипли к ногам, пока ребенок давил тошноту. До этого момента он не знал, что существует другой мир, взрослый, где нет мягкой пелерины чьей-то опеки. Все проблемы упирались в то, какой десерт будет вечером, как решить сложную задачку по математике и подсунуть девочке шоколадку в портфель (не ради ухаживаний, а просто чтобы она улыбнулась). Жестокость и грязь существования больно резанула по глазам и отдалась рвотным рефлексом. А потом Джонни бежал. Джонни бежал так быстро, как мог, покидав в серенький рюкзачок несколько вещей, даже не переодеваясь и не ища подмоги. Монстр, перепачканный в крови его матери, ухмылялся и смотрел на мальчишку так сально, что становилось тошно только от этого взгляда, который он ловил на себе. Джонни не помнил, как выскочил из окна, подвернул лодыжку, оказался на вокзале, и как ему помогала отмыться какая-то девочка в поезде, сказавшая контролерам, что он ее брат, и билет у отца. Пока этого самого отца нашли, белокурый юнец уже успел сойти с поезда и увидеть белые колонны вокзала Гротхена.
На вокзале противно воняло псинами, но Джонни научился подавлять нюх и спать под стульями в зале ожиданий. Сбережений при себе мальчишка не имел, поэтому на третий день едва стоял на ногах. Он не знал, куда бежать, к кому обращаться и что делать. Сидеть и реветь не было сил. Мир оказался слишком враждебен к забытым богом детям. Молиться мальчик пытался, но в такие моменты на него натыкались какие-нибудь дотошные взрослые, решившие, что он – бродяжка-сирота.
Однако Всевышний вспомнил про Джонни. На четвертые сутки ребенок все-таки упал. Посреди дороги. На дорогую машину. Эта машина принадлежала Августу Люциусу Второму – старейшему «королю» города. Мужчина взглянул на Джонни и, несмотря на свою жестокость, решил, что не даст мальчишке просто так умереть. У Джонни появился дом, учителя, новая семья. И жуткая страсть к загадкам. А после, уже в четырнадцать, малец получил новое имя. От белокурого нежного Джонни не осталось и следа. Теперь его звали Джон Швецский или Швец – парень, способный с пятидесяти метров попасть в висок, и сказать по внешнему виду, что человек делал за день или как он собирался. Именно тогда изменился и взгляд – былая мягкость ушла. Швец стал подрабатывать курьером – носил разные пакетики, о содержимом которых знал, но никогда не спрашивал. Лишние вопросы привлекут проблемы. Джон это усвоил так же хорошо, как и устройство пистолета.
