– Представляешь, захожу я сегодня в пекарню и…
Николас начал было с упоением пересказывать о том, что приключилась с Питером, но его рассказ неожиданно прервал поднявшийся посреди базара переполох. По рядам прокатилась волна беспокойства:
– Меро! Едет Меро! – передавали друг другу по цепочке торговцы.
Кто-то принялся судорожно прятать свой товар под прилавок.
– Расступитесь! – донеслось из толпы.
В сутолоке невозможно было что-либо разобрать. Но по мере приближения важной персоны к цветочной лавке, толпа быстро редела, уступая дорогу кортежу из трёх всадников. Впереди мерной поступью вышагивал золотисто-огненный мерин, в седле которого покачивался стражник, облачённый в гладкие кожаные доспехи. За его спиной на широком ремешке, перекинутом через плечо, маячила деревянная балестра. Слева к седлу крепился колчан, набитый стрелами с белым оперением. С правой же стороны на поясном ремне с блестящей бляхой покачивался в металлических ножнах красавец Эсток – двуручный меч с длинной, кручёной крестовиной. Натянутая конская сбруя поскрипывала в такт мерному шагу скакуна, а натруженные мускулы сильного, упругого тела позволяли ему держать уверенную и гордую осанку. Николас с восхищением разглядывал амуницию стражника, провожая его зачарованным взглядом. Он так увлёкся изучением боевого снаряжения, что не заметил, как другая лошадь, следующая за вооруженным всадником, потеснила его. Николас отшатнулся в сторону, обернулся и тут же столкнулся с устремлённым на него, враждебным взглядом второго наездника, сутулая спина которого изогнулась коромыслом. На нём не было никакого снаряжения. Мрачный господин с тяжёлым взглядом был в чёрном облачении, несмотря на жаркую погоду. С его плеч спадала накидка, закреплённая на груди застёжкой-фибулой. Головной убор в виде берета с ушками был нахлобучен до самых бровей, руки обтягивали кожаные перчатки, а на ногах сидели сапоги с коротким, оттопыренным голенищем. Первое впечатление при виде этой согбенной, но крепко сбитой фигуры не оставляло и малейшего повода для симпатии. Черты его лица были довольно крупными, кожа на лбу и гладко выбритых щеках лоснилась, бледные губы плотно сжимались в нервную складку. Меро вонзил свои прищуренные глазки в растерявшегося мальчугана, словно иглы кактуса. Не выдержав такого агрессивного напора, Николас отвёл взгляд и потеснился в сторону. Замыкал кавалькаду пожилой, сухощавый писарь на пегой кобыле с узкой торбой наперевес. На груди у него болталась дощечка – прямоугольная подставка для письма и чернил. Все трое остановились напротив цветочного прилавка Беаты. Первым заговорил коренастый всадник в чёрном:
– Меня зовут Жак Меро. Я управляющий делами графа Готлиба. Это твои корзины? Отвечай, – приказным тоном обратился он к хозяйке цветника.
– Да, мои, – робко проговорила Беата.
– Сейчас мой писарь пересчитает каждый цветок в них. Ровно столько, сколько он назовёт, ты доставишь сегодня в замок, не позднее шести часов вечера.
– Господин Меро, – волнуясь, произнесла Беата, – возможно, я смогла бы предложить вам нечто более привлекательное. Дело в том, что здесь представлен далеко не весь оранжерейный выбор. Если вас не затруднит, вы могли бы проехать на восточную окраину города, в наш дом – там находится цветник моей матушки и, я уверена, она подберёт для вас…
– Приступай! – не дослушав Беату, приказал писарю управляющий.
