Проснулся, когда ему свежей соломы да ведро воды принесли. Попил, умылся и снова лег. Все равно дел никаких не было, что толку себя несбыточным корить?
Разбудил его вернувшийся дархан.
– И куда в тебя столько сна влезает? – ворчал он уже без всякой злобы, а вроде бы даже милостиво. – Спишь и спишь. Спрашиваю стражей: что пленник делает? Небось ругается или пытается сбежать? А у них один ответ: спит!
Ингвар только пожал плечами и сонно потер лицо.
– Голоден?
– Очень! – Вот теперь ответ вырвался сам, да еще жаркий такой, искренний. Не кормили его со вчерашнего утра.
– Вставай, гостем моим будешь. Только сначала оденься как положено.
Ну и вот. Ингвар так и знал. Не мог у прекрасной Ситары быть безумный отец. Жестокий и глупый подлец не смог бы вырастить нежную и умную дочь, не родятся на яблоне вишни, а на березе – шишки. Серадж, конечно, вспылил, но с кем не бывает, так ведь ошибку признал и двери темницы отворил. Сейчас еще будет просить помочь в поисках дочери и пообещает ее в жены, если найдется живая и здоровая.
В царском дворце Ингвар уже бывал. Давно, лет шесть назад. Видел и богатые ковры, и потолки высокие, и стены, затейливой резьбой украшенные, и шкуры звериные на низких диванах. Но все равно дивился. Такая красота была ему по душе. Чем-то покои, куда привел его Серадж, на шатры кохов похожи были. Кохи тоже любят и дорогие яркие ткани, и шелковые подушки, и чеканную посуду из меди и серебра. Жаль только, что река в родных землях одна только, и воды там мало, и лесов нет. И цветет степь недолго, лишь по весне. А оттого не украшает никто свои жилища цветочными букетами и гирляндами. И диковинных фруктов, что можно попробовать здесь, в Дарханае, в Кохе отродясь не видели.
У юноши даже голова закружилась, когда он увидел сочные плоды на большом золотом блюде. А полуголые слуги вносили еще и рис, и мясо, и какие-то овощи…
– Сначала искупайся, смой с себя запахи темницы, – приказал дархан. – Маси проводит.
Юная девушка в золотистом платье низко поклонилась и жестом предложила Ингвару следовать за ней. Кох усмехнулся: проверяет его Серадж. Хочет узнать, важны ли другие женщины для гостя, или только одна Ситара у него перед глазами. А ведь говорят, что сам дархан безмерно и преданно любил свою жену. Когда она умерла, очень страдал, построил даже усыпальницу для нее из черного камня, небольшую, но очень красивую, и потом много дней плакал и скорбел. Ингвар был уверен, что его любовь ничуть не меньше, а значит – сердце приведет его к Ситаре пусть даже через весь мир.
Прелести юных служанок его не заинтересовали. Кох не мог не отметить, что они чрезвычайно хороши собой. Черноглазые, с бронзовой кожей, прекрасно сложенные. И волосы у них длинные и густые, и зубы все на месте, и все остальное… тоже красивое. Но, признаться, мясо привлекало Ингвара сейчас куда больше, и он быстро вымылся в небольшом каменном бассейне, отогнав всех девушек, что желали ему помочь. Не до них сейчас! Так же стремительно натянул на себя зеленые шелковые шальвары и узорчатый алый халат, затянул золотой пояс и вернулся в обеденную комнату. Опустился на подушки, сглотнул и выжидающе уставился на будущего тестя.
Тот протянул унизанные перстнями пальцы к сочному желтому плоду и бросил небрежно:
– Попробуй манкай, мой друг. В этом году они особенно сладкие. А впрочем, накладывай все, что пожелаешь.
