Говорил он с грубоватым диалектом, не то уральским, не то сибирским.
– Да, – спокойно отозвался я. – Вчера прибыл.
– А-а!..
– Тебе какое дело? – полуобернулся к любопытному Зинкевич. – Много знать хочешь? Ученый, что ли? Копченый!
– Да ладно, Ген, чо ты? Просто из интересу!
– Не Гена, а товарищ сержант. А молчание – золото…
– Группа, ко мне! – крикнул Грищук.
Из разговора с часовым выяснилось, что на четвертом посту все обстояло спокойно, а на пятом вдруг пес разразился диким лаем, взбудоражилась и псина четвертого поста… и пошла цепная реакция.
– Ясно, – сказал Гена. – Идем дальше.
На пятом посту церемониал повторился: пароль, отзыв… разводящий ко мне… А дальше темп событий резко ускорился.
– Где ты видел нарушителя? – спросил Зинкевич.
– Ну… – неуверенно сказал часовой, – видел-не видел…
– Но собака же залаяла!
– Это да. Но, может, зверь какой…
– Тьфу! – сплюнул Грищук. – Часовой из тебя, как из говна пуля. Ладно! Где это было?
– Вон там, – показал рукой боец.
Пошли туда. Зинкевич включил ручной фонарик – тот был довольно мощный, светил неплохо. И тут мы увидали…
– Т-твою мать! – невольно вскричал Табачников.
В ограде зияла дыра. Сетка Рабица была явно распорота каким-то инструментом так, что мог, пригнувшись, пройти человек.
– Кучеренко! – окликнул часового Грищук. – А ты что, оглох, ослеп? Обоссался?! Здесь ведь возни минут двадцать, не меньше!
– Не!.. – испуганно вытаращился Кучеренко. – Не было возни!
– Заранее, – негромко сказал я. – Заранее эту дыру проделали…
– Точно, – кивнул Зинкевич. – Похоже на то. Но когда? И как?! По идее тут все перекрыто…
– Ну дак, – с философским вздохом произнес знакомый сибирский говорок. – Идея-то она идеей, а жизнь жизнью…
– Маркелов, не умничай, – велел Грищук. – А как они здесь друг у друга пост принимали?! Не видели, что ли, ротозеи?.. Кучеренко!
Тот подавленно молчал. Сказать было нечего.
Пока эти дебаты шли, наш помкомвзвода водил туда-сюда лучом фонаря. И тут…
– Стой! – вскрикнул я, схватив сержанта за руку.
– Что? – почему-то шепотом спросил он.
А я сам толком еще не знал – что. Просто в луч попало нечто, лежащее на земле. Какая-то тряпка, что ли.
Без раздумий я бросился вперед. Гром тоже. Мне пришлось раздвинуть дыру, чтобы он смог пробраться в нее, а я проник следом, чуть не зацепившись ремнем АКМ. Но ничего, все обошлось. Услышал, как за мною запыхтели, закарабкались остальные.
Тряпка оказалась рабочей рукавицей. Наполовину брезентовой, наполовину тканевой. Я поднял ее, осмотрел в свете фонаря.
– Новая, – вынес вердикт. – Новее не бывает!
– Значит, его, – озвучил Гена то, о чем я успел влет подумать.
– Гром, – я поднес рукавицу к носу овчарки. – След! Ищи!
Гром навострил уши, смешно задвигал носом, внюхиваясь. А вообще он напрягся, во всем его облике проявился азарт. Обнюхав перчатку, он пригнул голову, поводил ею из стороны в сторону… Замер.
– След! – нетерпеливо повторил я.
Гром вроде бы как-то неуверенно шагнул вперед… но вот резко подался вперед и тут же оглянулся на меня.
– Ищи! – велел я.
И Гром рванул вперед.
Мы неслись по лесу, по его незнакомым тропкам, световое пятно хаотично прыгало – Зинкевич бежал сразу за мной, держа фонарь. И еще кто-то сзади подсвечивал. Кто-то споткнулся, упал или чуть не упал, матюкнулся. А Грома точно разобрал драйв охотника, некие древние, спящие волчьи гены вдруг проснулись, превратили служебного пса в хищника, он натянул поводок, мешавший бегу, зарычал… И по необъяснимому наитию я понял, что мы вышли на цель.
