Солдаты армии Трэш - страница 19

Мы сидим у нее дома. Где это и как мы сюда добрались, я не знаю. Единственное, что я сейчас знаю наверняка, так это то, что (1) Тесак нешуточно подгружен и изучает побелку потолка на дохе напротив меня, (2) сидя на корточках рядом со мной, примостилась она – незнакомка, (3) я пытаюсь все-таки понять, что произошло.

– Ты зря так с Рубакой! Можно было и по-мирному, – Тесак старается не смотреть мне в глаза. – Он ведь, если захочет, заложит ментуре нас с потрохами…

Я не даю ему закончить:

– Послушай! Не еби мне мозг!!! У нас и без этого делов хватает.

Тесак прикусывает нижнюю губу, как будто отсекая ненужную фразу, встает и уходит в соседнюю комнату. Я слышу, как включается телевизор.

– Ты всегда такой злой?! Или только сегодня? – она отодвигается сантиметров на двадцать и теперь осуждающе смотрит.

– Только мне тебя как живого укора не хватало! Ладно Тесак, он в последнее время стал слишком часто распускать нюни, но ты-то что? Рубака убить тебя хотел, а ты… Ладно, забудь.

Она обиделась. Смотрит в сторону. Молчит. Блядь, как мне все это надоело! Неженки хреновы, а кто меня пожалеет? Я ведь для них свою жопу в клочья рву.

Я беру ее за руку. Она теплая. Даже слегка горячая. Я перебираю в ладони ее пальчики.

Один за одним. Все вместе и каждый поодиночке. Очень горячие пальцы. Она, наверное, слишком много всего пережила сегодня. Но как она оказалась там, на днище машины? Вот растяпа, об этом-то и не спросил. Да-а-а, приятель, ты, оказывается, полный лох!

В соседней комнате Тесак смотрит телевизор. Я перебираю и начинаю облизывать ее пальчики. Мой язык скользит по горячей коже рук. Я напоминаю себе преданного пса, который лижет руки своей хозяйке в порыве преданности. Я перехожу чуть выше, закатываю кофточку. Там ее кожа больше походит на нежный шелк. От нее приятно пахнет, вроде как лавандой. Незнакомка уже не сопротивляется, я чувствую – ей это нравится. Ей? О-о, да ты полный уродец, ты ее имени и то не узнал! Сейчас хочешь спросить? Ну, давай, рискни! Когда она почти расслабилась, давай, действуй, и сразу потеряешь ее навсегда, раззява!

В телевизоре разыгрывается сценарий скоротечной Третьей мировой войны, или же просто в комнату к Тесаку ворвался робот в исполнении Роберта Патрика и крушит все направо и налево.

Я почувствовал ее пухленькие губки: они слегка увлажнились и дышали желанием. Она обняла меня, и я перенял от нее весь жар. Я отдался страсти. Я распростер руки, готовый ее принять. И когда она села на меня, широко расставив ноги, я ощутил желание и страсть изнутри – не только тело, но и душа ее рвалась ко мне. С каждой секундой она была все ближе и ближе. И, наконец, перед тем как по телу разлилась волна удовольствия, я услышал самую высокую ноту, которую только и способны взять несколько тысяч громадных церковных органов одновременно.

24.11.02, в соседней комнате, спустя минут двадцать

Тесак смотрит в экран абсолютно отсутствующим взглядом. Я, счастливый, пристраиваюсь рядом на деревянную кресло-качалку. Мой друган не подает никаких признаков жизнедеятельности организма, на секунду кажется, что даже диафрагма у него замерла.

– Эй, – говорю, – хватит корчить из себя обиженную королеву! Пора простить старого мудака.

Молчание. На экране очередная порция пронафталиненной попсы. Каждый день одно и то же. Мне иногда видится, будто наша любимая Родина навсегда застряла в прошлом и никак не может перелезть в настоящее. Особенное ощущение прошлого оставляют вот такие вот «утренники».