Солдаты армии Трэш - страница 7

– Начнем отсюда!

Я смотрел на улыбку зверя на лице моего другана. В голове раздался гонг. Пауза. Оркестр выдерживает паузу. И это началось!

Логическое отступление: Когда бьете стекла в электричках, надо следовать двум основным правилам:

I. Бить лучше локтем, причем на вас должна быть старенькая, но крепенькая куртка с меховым подбоем. Если же у вас ее нет или время года такое, что человек в такой куртке выглядит слишком странно на улице, то есть другой вариант – нужно обмотать очень плотно шарфом или шапкой кулак, вплоть до запястья.

II. Начинайте бить стекла не с самого последнего вагона – так машинист хвостовой части заметит происходящее в поезде быстрее, – а с предпоследнего. В общем, с того вагона, где народу поменьше.

Резкий пронзительный звук бьющегося стекла наполнил вагон в один момент. Тесак работал по правой, я – по левой стороне. Только после того, как мы начали бой стекол («хрустальную ночь»), я заметил пару пассажиров в начале вагона. Мы постепенно продвигались к ним. Тетка быстро поняла, в чем тут дело, и с округлившимися от страха глазами побежала прочь из вагона. Второй пассажир – мужчина лет сорока, крепкого телосложения – сидел как приклеенный и невозмутимо наблюдал за нами.

Я в неистовстве пытался разбить неподдающееся двойное стекло и использовал для этого даже ноги. Я заметно подвыдохся, но оркестр лишь заканчивал интерлюдию. Теперь скрипки заглушались стрекотом малого барабана, трубы – тубами, а фаготы – контрафаготами.

Во мне билась сила музыки разрушения, подкрепленная яростью и алкоголем. Я буквально пытался удержать свою душу на месте, дабы она не выскользнула из тела! Адреналин хлестал во все стороны и стал бить, как нефтяная скважина, еще сильнее, когда я заметил кровь на незащищенном кулаке. Я завыл на весь вагон, но не от боли, нет, от того величайшего действа, которое мы с Тесаком развернули!

Вдруг оркестр стих: чуть слышно звучала одинокая флейта, задевая глубинные струны в душе. Я оглянулся и увидел, как Тесак пробует разбить раму возле чертовски невозмутимого мужика. Мой друган бьет все чаще и чаще локтем в стекло и, выдохшись, делает разбег для того, чтобы разбить раму с ноги. Но именно в этот момент я чувствую, как к одинокой флейте присоединяется штук пять гобоев, а затем и один бас-кларнет. Секунду спустя мужик хватает разбежавшегося Тесака за ногу, разбившую стекло, и валит на пол. БАХ! Это ударили цимбалы. БАХ! Мужик теперь сидит на Тесаке и усердно работает кулачищами. Бу-у-ум! Рокочут литавры.

– Получай, сука! – орет этот мудила и продолжает работать кулаками.

Я делаю паузу и прикидываю, успею ли нанести удар до того, как этот долбоеб встанет с моего другана. Дыхалка – просто в жопу! Я думаю, мужик занимается Тесаком, а оркестр начинает новую часть симфонии Бога, т.е. меня… И вот, когда заново грянули духовые, а с ними и цимбалы, и литавры, я на механическом уровне понял, что от меня требуется.

Завидев движение с моей стороны краем глаза, мудила быстро вскочил… но еще до этого я прыгнул через два сиденья в проход. И я оказался быстрее! К симфонии подключились медные трубы, извлекающие слишком низкие, зловещие ноты на октаву ниже, чем мне хотелось бы. Теперь я сидел на этом козле и крепко занялся обрабатыванием его лица. Так получилось, что его руки после приземления оказались прижатыми к полу моими коленями. То бишь я мог спокойно метелить его беззащитное лицо. Он пытался вертеть головой в разные стороны, но если я принимаюсь за работу, то выполняю ее качественно – удара с десятого от носа этого хуетеса остались только воспоминания, под обоими глазами налились мощные синяки, а передние зубы превратились в окрошку и провалились ему в глотку. Я закончил, чухан подо мной перестал дергаться. Последние ноты медных труб и тромбонов стихали в моей голове.