Мы шли с Ниной тихо по нашей земляной, узкой и кривой улице Овражной. Не разговаривали. Я проводил её до большака – широкой гравийной улице (асфальта тогда ещё не было). Она называлась Широкой. На перекрёстке сухо попрощались. Она уходила, а я всё стоял и смотрел – надеялся, что Нина обернётся. Нет – не оглянулась. Я заплакал. Что наделал? Десятки, сотни раз в будущем выходил на тот перекрёсток, где мы расстались в последний раз, втайне надеясь, что вдруг Нина вернётся.
Пронзительная песня Клавдии Шульженко – это всё о нас двоих:
На тот большак, на перекрёсток – уже не надо больше мне ходить.
Жить без любви, быть может, просто, но как на свете без любви прожить?
Нина уехала, сухо попрощавшись. Уехала навечно от меня! Больше я её ни разу в жизни не видел. Пытался позже неистово её искать! Куда только не посылал запросы! Она, видно, вышла замуж и сменила фамилию. Может и она пыталась искать меня, но наш дом вскоре снесли. Я упустил шанс, упустил судьбу! Надо было тогда крепко «брать вожжи в свои руки»! Женившись, много раз вспоминал Нину Суворову! Прощай, навечно, моя первая ЛЮБОВЬ!.
Днём мать и Филипп Васильевич пытали меня:
– Ты что? Обидел Нинку? Почему она была такой?
Я угрюмо молчал. Что я мог им ответить?
Провожали меня в техникум все родные и знакомые. Даже из армии успел перед этим мне прислать письмо с наставлениями Шурка. Он уже служил в Кривом Роге и как-то их водили на металлургический завод. Ему очень понравилась «могучая огненная стихия металлургии»! Он приветствовал моё решение и писал, что после армии последует моему примеру и, возможно, тоже поступит в этот же техникум. Жить в Кисловодске с Филиппом он не собирался.
Вышли во двор всей компанией весёлые, шумные. Кто-то даже пытался затянуть песню. Вот вспоминаешь то время – бедно жили! Но как-то умели дружить, сообща веселиться! Родственники, друзья, знакомые, соседи – никто не сторонился друг друга, все были рады гостю, были откровеннее, щедрее! А сейчас? Небо и земля! Даже родные не дружат друг с другом! Все сидят у «ящика» и смотрят попсу. Мельчает народ.
Так вот, идём вниз по Овражной. Два старых чемодана с учебниками у меня. Перевязаны верёвкой, чтобы не развалились от тяжёлых книг. Навстречу с пустыми вёдрами на коромыслах поднимается мать Лидки Зайцевой. Филипп Васильевич в сердцах сплюнул:
– Откуда тебя чёрт вынес с пустыми вёдрами? Сын едет поступать, и ты тут!
Та посторонилась, заулыбалась, извиняясь. Да! Это была нехорошая примета! Мы вышли из глухомани, где все верили не только в приметы, но и в более ужасные вещи: домовых, чертей, ведьм, леших и прочую нечисть.
Чуть погоревали мы, но что делать? Думаем, пронесёт! Уехал. Прошло несколько лет. Всё обошлось благополучно. Поступил, отучился два с половиной года.
И всё-таки те пустые вёдра оправдали плохую примету! Диплом техника-металлурга пролежал у меня в сейфе без движения всю жизнь! Я не смог работать по этой специальности! Но об этом позже.
Провожая меня на учёбу, мать и Филипп Васильевич дали мне всего шесть! рублей, надеясь на то, что родители Филиппа будут меня кормить. Горькое разочарование ожидало меня там! А эти шесть рублей вспоминаю всю жизнь, сравнивая их с сегодняшними запросами современных детей.
Приехал в Липецк и начал готовиться к экзаменам, живя на шахте в десяти-двенадцати километрах от города. На второй же день понял, что расчёт на родителей Филиппа был неразумный. Во-первых, далеко. Ходить ежедневно туда и сюда на 20 километров – никаких сапог не хватит!
