Перебираю номера. Люба, откуда Люба, какая Люба, не знаю я никакой Любы, телефон мой знает, я не знаю… Позвать эту Любу, не знаю, кто и откуда, хоть открытку принесет и тыкву, будет настоящий день рождения…
Люба… ах да… Это сколько мне было… не помню, тоже вот так же собирал на день рождения кого-то, кого уже не собрать, звонил по номерам, которые не отвечали… Да по каким номерам, тогда и номеров не было, выдумали эти… телепорты, или как их там… Еще вычеркивал какие-то имена, даты, дни рождения, этот сгорел от рака, этот разбился в самолете, этот не отвечает, похоже, тоже уже все, последний раз его видел, он вообще от кашля задыхался, докурился парень…
Было… искал кого-то, прыгал из портала в портал, доченька, не подскажете, как этим пользоваться… Да вы, дедуля, в приемный отсек вошли, а надо в пассажирский… Переходил – из города в город, не узнавал городов, ишь что выстроили, до неба, а раньше тут двадцатиэтажки стояли, такие, знаете… А Копачинский не здесь живет? Не знаете такого? А, ну, ну…
Люба… Люба была на последнем этаже какого-то пятимерного пентхауза, снаружи маленький домик, внутри – коридоры, коридоры, этажи, этажи, этажи… долго звонил по каким-то каналам, плутал в каких-то порталах,
– День добрый…
– А вам кого, мужчина?
– А мне бы Викторию… Резенцеву.
– А она умерла.
Даже не удивился.
– А вы кто, барышня, будете, дочка ее?
– Правнучка.
– Вот время летит…
Люба… Любу надо позвать, надо… Удивится, наверное, как удивилась, когда пришел наутро, здравствуйте, мне бы Викторию… а она умерла. А, да-да, вы говорили… разрешите войти… Вы дочка ее будете? А нет, правнучка, вы говорили… Чайку-то у вас не найдется? Или что у нас сейчас пьют, кау-фэа… А вот в мои времена чай такой был в пакетиках, их в кипяток опустишь, они… Ух ты, вам сколько лет? Смотрел на нее, молодую, свежую, и язык не поворачивался сказать – триста десять…
Любу… да, она открытки принесет, и тыкву, чтобы все как положено было… молодая, свежая, сейчас уже, наверное, не молодая и не свежая, сколько времени прошло… Чего доброго опять, разыщу ее адрес, откроется дверь, а мне бы Любу, а она умерла, а вы дочка ее будете? Праправнучка…
Нет… она будет, она не может не быть, зря, что ли, для нее в тот же вечер на улице начисто высосал десятерых, одного за другим, наутро газеты писали про серийные убийства… Явился, похорошевший, помолодевший, Люба, а вы не сильно заняты, а то я тут в кино с другом намыливался, а он приболел, вот, билет пропадает, семь-дэ… Комедия там какая-то…
Люба… Она придет… не может не прийти… зря я что ли, для нее чуть было не испоганил стеклянную палочку, просвечивал всякими рентгенами, пытался понять, как сварганить еще одну такую… не для себя, для Любы…
Люба… придет, открытки принесет, что там с ними делать полагается, с открытками этими… наверное, если открытки, то открывать… Вот и пооткрываем… Только пусть без этого своего приходит… без кого… Было же пару раз, звонил, на связь выходил какой-то парняга, я еще думал – брат…
– Дедушка, а вам кого?
Вздрагиваю, как от затрещины. Ты меня еще на пороге держать будешь, дедушкой обзывать… Ну да, не мальчишка уже…
– А мне, мальчик, Любу.
– А… она подойдет сейчас…
Сидим, ждем, какого черта он делает в ее квартире… родственник… не то…
– А вы ее дедушка?
– А… да… нет.
Как-то все встало на места, все эти непринятые контакты, все эти, а, знаете, завтра не могу, ой, я занята, а я вам перезвоню, ладно, а я… Встаю, приближаюсь к нему, как по воздуху…
