– Это, значит, социалистическая страна? – спросила Лена.
Их отвезли в бывшие советские казармы, наспех переоборудованные в перевалочный пункт. Въездные ворота, которые за автобусом немедленно закрыли, охраняли вооруженные автоматами венгерские солдаты. Было не совсем понятно, то ли это охраняют репатриантов от мифических палестинских террористов, то ли Венгрию от репатриантов. Второй вариант показался Андрею более вероятным. Он поежился, созерцая одинаковые двухэтажные здания и правильные прямоугольники газонов, окаймленных белыми бордюрами. Холодок шевельнулся в груди, и чуть подзабытые ощущения недавнего армейского прошлого восстали, как зомби. Андрей помотал даже головой, отгоняя наваждение.
Это же всего на несколько часов – сказал он себе – просто транзитная база.
И тут вдруг заплакал Ваня, и заявил сквозь слезы, что он не хочет сюда, что он хочет домой к бабе Ноне. А рядом засуетилась сотрудница СОХНУТА, профессионально и равнодушно интересуясь, почему плачет ребенок, и чем помочь. А измученная бессонной ночью и треволнениями дороги Лена с размаху опустилась на бордюрный камень и отвернулась от всего происходящего.
И в этот момент Андрею вдруг стало страшно! На какую-то секунду, ему вдруг открылось, какую глупость он совершил и как дорого придется за нее заплатить! Впрочем, через мгновение, он уже овладел собой. Он уверенно сказал СОХНУТовской барышне, что все в порядке, а Лена, тоже взяла, видно, себя в руки и занялась ребенком, и очень быстро его успокоила, сказав, что скоро они поедут домой. И это не была ложь. Согласно сионистской концепции, именно домой они и ехали…
В 24:00 по восточно-европейскому времени маленький ТУ-134 венгерской авиакомпании истребителем взмыл в черное ночное небо, и неимоверно красивое озеро огней города Будапешта разлилось под крылом. Наконец, усталость возобладала над нервным возбуждением, и они забылись тревожным, поверхностным сном на высоте 10000 метров над водами Средиземного моря.
В предрассветных сумерках, совершенно разбитые они выбрались из самолетного чрева и спустились по трапу в утреннюю прохладу и неизвестность. Андрей почти ничего не помнил об этих часах, проведенных в аэропорту, видимо, перегруженный мозг отказывался воспринимать новую информацию. Даже знаменитая надпись «Добро пожаловать домой», повторенная на нескольких языках, осталась незамеченной.
В памяти остался только огромный зал, набитый людьми, и то, что безумно хотелось спать, просто хоть спички вставляй в глаза, а делать этого было нельзя, потому что через громкоговоритель все время вызывали вновь прибывших на оформление, а пропустить очередь, означало застрять здесь еще неизвестно насколько. Так, много часов провел Андрей в напряженном ожидании.
Солнце давно поднялось и перевалило за полдень, но в кондиционированном зале жара не ощущалась и лишь по колебанию воздуха над бетоном полосы, которая вся была видна через стеклянную стену, можно было догадаться о том, какое пекло наулице. Ванька спал на пластиковом сидении. Время от времени он просыпался, начинал канючить и проситься домой. Лена то же клевала носом, но спать по-настоящему не могла.
Наконец, Андрей услышал, как назвали его фамилию. Он поднялся и подошел к столу, за которым сидела вконец издерганная плотностью графика и бестолковостью не-выспавшихся, обалдевших от перелета репатриантов, женщина. Она задавала разные бюрократические вопросы и заносила ответы Андрея в компьютер. Андрей слышал ее, как сквозь вату, отвечал с задержками (голова уже совершенно не работала) и, вероятно, производил впечатление полного тормоза, как в прочем, и все остальные.
