– Про неё слышал. И ты понимаешь, что тут написано?
– Пока нет, – я покачала головой, с азартом рассматривая рисунки и древние письмена, водя пальцами по строкам, – это геэз – священный язык Абиссинии.
– О боги! – воскликнул Ананд, – я ни слова не понимаю! О чём ты?
– Древнеэфиопский язык, – ответил за меня Марсель.
– Да, – почесал Ананд лоб, – похоже, со своей безделушкой я сильно прогадал, – засмеялся он.
– Нет-нет, – я захлопнула книгу и взглянула на молодого человека, – мне нравится. Смотри, как светится, – я подставила руку в лучи солнца.
– Катрин! – услышала мамин голос, – что ты здесь делаешь?
– Дышу, Ваше Величество! Дышу! – ожидая порцию упрёков, ответила я, повышая тон.
– Ты должна готовиться к церемонии!
– Спасибо за компанию и подарки, – чуть улыбнулась я, обращаясь к мужчинам.
– Леонор, – развёл руками Марсель, – не будь так строга к девочке.
– Всё в порядке, до встречи на церемонии, – спокойно ответила я и направилась обратно к замку.
– И что это у тебя? – Она схватила меня за руку, когда мы чуть отошли. – Сними немедленно, пока никто не увидел!
– Ваше Величество, это я подарил, – нас догнал Ананд, – Катрин он тоже не понравился, но она не хотела меня обижать.
– Нет! – возмутилась я, взглянув на брата, тот незаметно подмигнул мне.
– Не ругайте её.
– Очень мило с твоей стороны, но эта вещица не подходит статусу нашей семьи, – сдержанно ответила мама.
– Да, вы правы, – слегка улыбнулся он, – сложно будет угодить вам, но я постараюсь, – чуть поклонился он, провожая нас взглядом.
После обеда все собрались в малом тронном зале, устроившись поудобней на мягких стульях. Для нас по этому случаю был сооружён специальный пьедестал, на котором отец должен был передать часть своих сил, чтобы мне было легче проходить инициацию. Она должна состояться ровно через два месяца.
Я надела длинное небесно-голубое платье, приготовленное мамой специально к этому дню, и отправилась в зал. Туго затянутый корсет, того и гляди, мог переломить моё и без того худое тело, оголённые ключицы выделялись острыми косточками, небольшое фамильное ожерелье блестело на груди. Я боялась запутаться и упасть в длинной, созданной из сотни струящихся складок, юбке. В разрезах на рукавах кокетливо выглядывал голубой шёлк.
Мы с императором зашли в зал последними, гости встретили нас лёгким поклоном и гробовым молчанием. Моё сердце бешено колотилось, я прерывисто дышала и старалась ни на кого не смотреть. Присела напротив отца, не отрывая взгляд от спокойного лица, в надежде перенять его умиротворение. По четырём сторонам от нас стояли чаши, олицетворяющие четыре стихии. Вода, земля, воздух и огонь.
– Ничего не бойся, – сказал отец низким бархатным голосом, – просто смотри на меня.
Я чуть выдохнула, почувствовав облегчение. В зале слышались тихие перешёптывания, сливающиеся в единый шелест, отдалённо напоминающий листву, шуршащую на ветру. Мысленно отстранившись от всего, что окружало, даже от платья, не дававшего нормально дышать и шевелиться, я вдруг увидела, как свечение кожи отца становилось всё сильнее и сильнее, и вот уже оно касалось меня, переливаясь от белого в нежно-голубой, сверкая серебром, словно мелкие капельки дождя в утреннем солнце. Я не отводила от него взгляд, боясь, что это свечение исчезнет. Нежное, свежее, как ветерок в полуденный зной, спустившийся с гор.
Всё затихло вокруг, в данный момент существовали только я и он. Я чувствовала лёгкость и спокойствие, хотелось закрыть глаза и насладиться этим моментом. Как вдруг всё вокруг начало темнеть, тучи сгущались над головой отца, мою кожу начало колоть как от ледяного дождя, я начала дышать через силу, сопротивляясь подкатившему к горлу кому. Глаза отца стали темнеть, превращаясь в серо-чёрные грозовые облака. Голова начала кружиться, сердце застучало сильнее от нахлынувшего волнения. Страх пронзил каждую клеточку тела, трепет перед величием сидящего напротив заставил дрожать всё тело.
