–Вы кто? – спросил Мартов, окидывая пристальным взглядом щеголя в шикарном драповом пальто. В одной руке – шляпа и кремовые лайковые перчатки, в другой тросточка, отделанная слоновой костью, ботиночки на шнурках от «Мадам Кутье» – ему ли не знать, сколько стоит такой наряд. – Извольте представиться.
–Я полковник контрразведки Юго-Западного фронта генерала Брусилова, полковник Феликс Николаевич Бабочкин.
В зале раздались возгласы, кто-то даже подскочил. «Этого еще не хватало», – выдохнул студент.
–Бывший полковник, разумеется, удалось бежать из австрийского плена. Хотел бы высказаться по поводу революционной агитации в Русской армии и последствий её развала.
Эмигранты не переставали шуметь, несмотря на призыв к тишине Мартовым. Он вроде как был председателем собрания. И тогда Солист рявкнул:
–А ну молчать, смирно!
Это подействовало магически, сразу видно офицера с фронта. Яхновский втянул голову еще глубже.
–Хотел бы напомнить вам историю, господа.
И Солист напомнил, сказав, что в России всё всегда решала гвардия. Елизавета Петровна, младшая дочь Петра, села на трон благодаря гренадерской роте Преображенского полка. Екатерина Великая с помощью гвардии расправилась со своим мужем Петром III, став владелицей огромных российских просторов. Павла I убила тоже гвардия, и она же в 1825 вышла на Сенатскую площадь.
– Но восставшие гвардейцы, не имея твердого руководителя и крепкой воли, дрогнули и были разогнаны, поплатившись за это, кто виселицей, кто Сибирью, – говорил теперь журналист, а не контрразведчик Бабочкин. Он не раз писал исторические статьи и хорошо знал тему. – Декабристам не хватило главного – единства. Одни полки были за них, другие против, третьи колебались. В результате власть Романовых осталась незыблемой.
–К чему вы клоните, полковник?– спросил большевик Покровский.
–По-моему, не трудно догадаться. Гвардию, то есть Русскую императорскую армию нужно не расшатывать, а беречь ее целостность, помочь ей достичь реванша: взять Берлин, Вену, Константинополь.
Раздались свистки, топот ног. «Ну, это уж слишком», – проворчал «латифундист» Юзевич. Мартов же нервно вытирал пот со лба шелковым платком.
–Позвольте продолжить, господа. Молчать!
Гвалт как ветром сдуло.
–Сладость победы, опьяняющий воздух свободной Европы, способен снова, как в 1825 году, направить гвардию на царский трон, выбросить монархию на историческую помойку, как старый прогнивший диван, изъеденный клопами. А уж там, господа, на всенародном вече российский народ сам разберется по какому пути двигаться дальше России. Уверен, он выбреет свободный, демократический путь развития, без доминирования одной из партий.
Солист и сам не знал, говорил ли он это от души или только, чтобы понравиться революционерам.
Повисла тишина. Кто-то захлопал. Кажется, большевик Покровский шепотом спросил: «А как же пролетариат?»
В любом деле главное не переборщить, твердо знал журналист Бабочкин. Впечатление произвел, теперь пора уходить. И Казимир смотрит волком, того и гляди с цепи сорвется. Нужен завершающий штрих.
–Армия в скором времени готовит мощный прорыв на западном фронте, и Бог ей в помощь, – сказал Солист. – Я остановился в отеле «Glockenhof Zürich» на Зильштрассе. Кто желает продолжить общение, милости прошу.
Полковник поклонился, надел шляпу, взмахнул щегольски тростью, направился к выходу.
–Погодите, господин Бабочкин, – попытался остановить его Покровский. – Как вообще обстоят дела на фронте?
