– Меня зовут Евгений Витальевич. Я буду твоим адвокатом, – сообщил Страхов, усаживаясь за стол.
Парень протянул руку в знак приветствия.
– Антон Ильинский, но вы это уже знаете.
Страхов удивился, но пожал руку в ответ.
– Вы не знаете, как моя бабушка? – поспешно спросил парень, усаживаясь на железный стул.
– Я еще не был в больнице, – честно признался Страхов, вынимая из портфеля блокнот и бумаги по делу, – но следователь сказал, что стабильно, в себя не приходила.
– А мне нельзя её увидеть? – с надеждой в голосе произнес Ильинский.
Страхов понимал, что встреча эта никак не возможна, но решил смягчить ответ, чтобы не испортить беседу с клиентом в самом ее начале.
– Я посмотрю, что можно сделать, – уклончиво сказал он и принялся задавать вопросы, – Итак, расскажите, чем вы занимались последний месяц?
– Последний месяц? – изумился Ильинский, – Не будете спрашивать про 12 апреля?
– Буду, – решительным голосом проговорил Страхов, – но сейчас спрашиваю про последний месяц.
– Я делал ремонт в ванной у бабушки и работал на стройке, – закатив глаза наверх, припоминал подозреваемый.
– Сам ремонт делал? – холодно уточнил Страхов, делая размашистым почерком записи в своей разлинованный блокнот.
– Да, – скромно кивнул он и пояснил, смущаясь, – бабушке стало труднее двигаться, я хотел поменять ванну на душевую кабину и выложить плитку со специальным покрытием, которое бы не скользило.
– Вы с бабушкой в хороших отношениях? – продолжил Страхов, холодно и отстранено, – Слушание будет не перед присяжными, поэтому мне не нужно будет разглагольствовать. Но знать я вас должен лучше, чем вы сами себя знаете.
Ильинский понимающе покачал головой и мягко произнес:
– Мама умерла несколько лет назад, и мы с бабушкой остались друг у друга одни.
Страхов оторвал взгляд от бумаг и внимательно присмотрелся к клиенту. Ильинский, почувствовав на себе взгляд адвоката, залился краской, поежился и, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, вернулся в состояние покоя.
– Как вы считаете, почему вы стали подозреваемым? – спросил Страхов, не отводя глаз.
Антон пожал плечами и сделал предположение:
– Мама с бабушкой всегда ссорились. Соседи считали, что это из-за квартиры, но это были из-за маминого парня. Она жила с новым мужчиной.
– Они решили, что ты, как и мама, хотел получить бабушкину квартиру? – уточнил Страхов, вернувшись к записям.
– В общем, да, – согласно кивнул он.
– А что бабушка им говорила?
– Она вообще не любит разговаривать с людьми, – тихо ответил Ильинский и тепло добавил, – Она не терпит осуждения, она очень ранимая. Да и мамина болезнь беспокоила её больше, чем сплетни соседей.
– Чем мама болела? – спросил Страхов.
– Рак груди.
– Мне жаль, – содрогнувшись, вполголоса проговорил Страхов.
– Это жизнь, – спокойно сказал Ильинский, и влажные глаза его ярко заблестели.
– Так спокойно реагируешь на смерть матери… – с подозрением заметил Страхов.
– Вас это пугает? – спросил Антон, затем посмотрел в глаза своего адвоката, и его осенило, – А, – протянул он и наивно-детски улыбнулся. – Вы не верите в Бога.
– Я верю в закон и этику, – твердо ответил Страхов, – Мои настольные книги не Библия, а Кант и Гегель, – пояснил он и посчитал нужным прибавить, – Я ни за и ни против веры, мне она просто не нужна.
– Если вы адэпт трудов Гегеля, то вы наверняка знаете, что является центральным понятием в его религии.
