Солнце, которое светит ночью - страница 22
– Если вы верите в его невиновность, то постарайтесь вспомнить, не было ли ничего странного в тот день? Может, кто-то из соседей вел себя не так, как обычно, или была какая-то ссора?
– Нет, все было спокойно, – рассеянно ответила Маргарита Сергеевна.
– Может, приходил кто-то, кого вы не видели, в гости к кому-нибудь? – настаивал Страхов.
– В гости точно никто не приходил, но вокруг дома около двух часов крутился какой-то молодой худощавый человек. На него Кирилл обратил внимание, потому что у того блуждающего была татуировка часов на руке.
Страхов вздрогнул словно его током ударило, но виду не подал.
– Вы могли бы рассказать Антону, что произошло? Если бы он написал хотя бы пару строчек Кириллу… – всхлипывая, промолвила она.
Страхов не мог выдержать тяжелый взгляд ее заплаканных глаз и пообещал сделать все, что в его силах.
– Мы будем ждать, – с надеждой на спасение сказала она и тут же скрылась за дверьми палаты.
Страхов ушел из отделения реанимации, позвонил матери, чтобы узнать, не закончилась ли еще операция сестры, и, получив отрицательный ответ, отправился к тому, кто мог успокоить его метящуюся натуру – к профессору.
Свойство неожиданной для всех дружбы Страхова и профессора главным образом заключалось в доброте одного и глубоком уважении другого. До встречи с Вадимом Юрьевичем история литературы ни русской, ни зарубежной нисколько не интересовала Страхова, с детства он отдавал предпочтение точным наукам. Всё переменилось после того, как в зимний вечер Наташа не пришла в назначенное время на встречу и, обеспокоенный отсутствием звонков, он отправился сначала в школу, где она преподавала, а оттуда по подсказке завуча в университет. Пройдя по старым крашеным коридорам на третий этаж, он зашёл в указанную завучем аудиторию, где профессор вел лекцию. За первой партой он увидел Наташу.
– Раз уж пришли, приходите, молодой человек, – по-доброму ухмыльнувшись, сказал лектор, пригладил залысину, аккуратно причесал оставшиеся тонкие волосы на затылке и продолжил, – Можно условно разделить жизнь человека на две сферы: имманентную и трансцендентную. Имманентно все то, что исходит из нас самих, что поддается однозначной трактовке, что можно подсчитать, проанализировать, стандартизировать, чтобы вывести единый алгоритм. Трансцендентна область смыслов, область морали и нравственности, идеальности, то есть трансцендентно все то, что божественно. Эта область не поддается единой трактовке, из нее не создашь всегда работающий верный алгоритм. И этим она всегда бесила людей. Можно еще подробить сферы и разделить их на природную (инстинктивную), социальную и духовную. Первые две будут относится к имманентной области. Литература, как и все искусство, предназначено служить людям картой смыслов, проводником в трансцендентный мир. Но отношения в людей с мирозданием всегда были разные. Выстраивая взаимосвязи между возникновением одной точкой зрения, её падением и возвышением другой в мировом литературном процессе, мы приближаемся к истине, становимся ближе к трансцендентному, вечному. Как человек на протяжении своего существования выстраивает свои отношения с трансцендентным? Как имманентное соотносится с трансцендентным? Как духовный, социальный и телесные планы соотносились друг с другом? Человек – очень интересное существо: он пытается познать то, что ему не открыто, то есть он пытается сделать имманентным трансцендентное. То, что в Библии названо первородным грехом, есть следующий парадокс: человек знает об идеале, знает о существовании добра и зла, но никогда не может быть идеалом. Ибо он грешен. Почему? Потому что вся картина мира все события вперед и назад на много лет ему не видны, тайное для него не явно. То, что он считает злом, может оказаться добром, а то, что он считает добром, может оказаться весьма себе злом.