Учительница грузинского достала листок из конверта, присланного из Министерства образования, развернула его, прочитала и написала на доске крупными буквами: «Сопоставление характеров грузина Арсена Марабдели и англичанина Робина Гуда».
Затем повернулась к нам и улыбнулась:
– Ну, не подведите!
Я понятия не имел, кто такой Робин Гуд, но, раз его следовало сравнивать с Арсеном Марабдели, я решил, что он тоже был благородным разбойником, и написал:
«Очень плохо, когда человек голоден; у богатых всего полно, но они свиньи и не хотят ничем делиться. К счастью, рождаются на свет люди, которые отбирают добро у богачей и раздают бедным. Такие благородные разбойники жили не только в Грузии, но и в других странах, к примеру, в Англии, где жил и совершал свои деяния достопочтенный Робин Гуд».
Часть совершенных Арсеном подвигов я перенес в Англию и приписал Робину Гуду. Я долго мучился, в классе оставалось всего трое учеников, когда я закончил писать. Учительница в задумчивости глядела в окно. Сдал тетрадь и сломя голову бросился вон, спеша в туалет. Долго пробыл в туалете, а когда вышел, услышал вскрик и увидел, как по лестнице, со ступеньки на ступеньку, перекатывается моя учительница, а вслед за ней летят экзаменационные тетради. Я помог ей подняться, она проговорила: «Вспомнила одного негодного человека, оттого и споткнулась». Я собрал тетради и проводил ее до учительской.
– Какие чулки порвала! – причитала она.
В учительской она села на стул и вытянула вперед кривую ногу. Подошла другая учительница.
– Это немецкие чулки? – спросила она.
– Да, девять рублей заплатила.
Я сложил тетради на столе и вышел в коридор. Дойдя до кабинета директора, я остановился: рабочие выносили оттуда диван, за открытой дверью на стенной полке я увидел маленький кинопроектор, рядом с ним лежали кассеты. В другой раз я бы его и не заметил, но под кроватью у Манушак хранилась сумка, полная точно таких же кассет. А из-за этих кассет, по словам Хаима, кроме его дядей, было арестовано еще пятнадцать евреев. Я простоял там до тех пор, пока директор не закрыл двери, и пошел дальше.
На стремянке стоял учитель рисования и снимал со стены нарисованные учениками портреты Ленина. В течение всего учебного года отбирались лучшие рисунки и, по заведенному в школе правилу, за месяц до окончания учебы вывешивались на первом этаже, на стене возле буфета. Сторож помогал учителю, укладывая рисунки в картонную папку. В таких папках в ту пору носили ноты ученики музыкальной школы. Учитель заметил меня и улыбнулся, он хорошо ко мне относился.
– Лучше того портрета, который ты нарисовал в конце шестого класса, пока еще никто не смог нарисовать, – сказал он.
Не думал, что он помнил, столько времени прошло с тех пор. Тогда меня наградили тетрадью для рисования и цветными карандашами.
Я вышел из школы и увидел стоявшую возле платана Манушак.
– Написал, посмотрим, что из этого выйдет.
