Солнце, луна и хлебное поле - страница 20



– Хорошо, – ответила она.

Я снова встал в очередь, она продвигалась медленно, потому что время разговора не было лимитировано. Когда я наконец опять набрал номер, трубку взяла Манушак:

– Где ты? Куда пропал?

– Я в России.

– Что ты там делаешь?

– Приеду – расскажу, – ответил я.

Потом, когда она сказала, что я получил четверку и аттестат у меня уже в кармане, почувствовал, как жар бросился мне в лицо.

– Мама плакала, она уверена, что из тебя получится хороший человек, я тоже уверена.

– Манушак, моя хорошая девочка, я люблю тебя.

– Хаим посоветовал завернуть аттестат в бумагу, а то, говорит, мухи могут засидеть. Что скажешь? По-моему, хороший совет.

– Где ты Хаима видела?

– Вчера утром встретила возле хлебного.

Я обрадовался:

– Ты уверена?

– Ты думаешь, я могла с кем-нибудь спутать Хаима?

Пятнадцатикопеечных было достаточно, и когда я закончил говорить с Манушак, набрал номер Хаима. Я слышал длинные гудки, трубку никто не брал. Набирал еще трижды, потом бросил это дело.

В очереди от одного парня я узнал, что поезд на Тбилиси отходит от Курского вокзала в первом часу ночи. Я добрался до вокзала на метро. Нашел кассу и купил простой плацкартный билет. Времени было много, и я прогуливался по перрону. Зашел в привокзальную столовую и сел к столу. Пил пиво и думал о дядях Хаима. Если до сих пор они не раскололись, то теперь, бог даст, вряд ли уже что-нибудь случится, пытался я себя успокоить, но это не очень получалось. Я догадывался, что дело было не только в дядьях, ведь где-нибудь в другом месте эта сумка могла попасть в руки КГБ. Тогда, взяв след, они вполне могли выйти на меня, а меня найти не трудно. В общем, я был не в настроении: «И на что им сдались эти кассеты? Знать бы, в чем дело».

Когда я поднимался в вагон, проводница с удивлением посмотрела на мою сумку: «Отсюда с пустыми сумками никто не едет. Ты – первый», – сказала она.

У меня было верхнее место, я постелил себе постель и залез туда. Внизу подо мной разговаривали мужчина и женщина. Мужчину было хорошо видно, лицо у него было спокойное и беззаботное. Мне стало завидно, я отвернулся к стенке и стал прислушиваться к перестуку колес.

На другое утро проснулся поздно, умылся. Прошел два вагона и вошел в вагон-ресторан. Народу было немного, выбрал столик и стал ждать официанта. Он появился не скоро и был пьян вдребезги.

– Сегодня у меня день рождения, – объявил.

– Доволен жизнью? – спросил я.

– Когда как, зависит от клиента.

Я собирался заказать первое, но подумал, как бы тот по дороге не плюнул мне в тарелку. Улыбнулся ему: «Хорошо, что предупредил, учту». Пошатываясь, он принес большую тарелку с харчо, не пролив ни капли. Поставил передо мной, и я принялся за еду, по ходу размышляя о сне, увиденном ночью.

Странный сон приснился мне, будто сижу я за отцовским столом и чиню старую обувь. Пришел какой-то пожилой мужчина и сел передо мной на скамейку под деревом. Курит и смотрит на меня. Во лбу у него две дырки, и когда он выпускает дым изо рта, из этих дыр тоже идет дым. Вдруг я узнал его, это был Трокадэро, постаревший Трокадэро.

– Я думал, друг, ты – елка, а ты, оказывается, подводная лодка, – упрекнул он меня.

– Какая же из меня лодка, я и плавать-то не умею, – ответил я.

– И я так думал, но оказалось, что умеешь, мать твою… – выматерил он меня.

Я только диву давался: Трокадэро, да к тому ж постаревший Трокадэро, какого черта он мне приснился?