Меня пробило холодным потом. Воспоминания вернулись, будто Авель опять надел на мою голову кастрюлю и как следует ударил по ней ложкой. В тот же миг я закашлялся от приставучего запаха сырости, а мой сон насовсем пропал. Я вскочил со своего лежбища и ударился об нависавшую надо мной фанеру головой.
На ногах и руках чернели синяки, но непривычной картиной для меня они не были. В приюте я много падал и часто разбивал колени о камни, убегая от Авеля, любящего выбивать из равновесия сильными толчками.
Снова заурчал живот, да так громко, что казалось, будто внутри меня был заперт дикий воющий волк. Я невольно вообразил себе один из ароматных завтраков, которые бывали дома. От этого я чуть не поперхнулся слюной и потряс головой из стороны в сторону, чтобы отвлечься от представлений еды.
Мой нос уже не так страшно зудел, но всё равно оставался очень чувствительным. Вскоре оказалось, что запах съестного был не только в моём воображении. Я стал принюхиваться, чтобы выделить этот аромат на фоне мусорной вони, и узнал запахи выпечки, лука, рыбы и цитрусов. Такое сомнительное сочетание мне было знакомо, и я хорошо знал, что оно означало: где-то поблизости должен быть рынок.
Я выглянул из-за стены, откуда время от времени доносились злые голоса, и, выждав момент, прошмыгнул сквозь переулок. Везде я встречал новые места, совершенно незнакомые мне дома и дворы, едва отличающиеся друг от друга, но чётко знал, куда идти. Мне помогал нюх. Запах вёл меня вперёд, и хоть иногда приходилось петлять, чтобы выйти из тупиков, с курса я не сбивался. Я даже стал волноваться, что не смогу вернуться к месту своего ночлега, но потом решил, что это не так уж и важно. Пока я перебежками продвигался дальше, запах усиливался, и, наконец, передо мной вырос рынок.
То, что я увидел, не совсем совпадало с тем, что я чуял. В грязи всюду стояли прилавки с дырявыми навесами, над темнеющими фруктами и бледными вонючими рыбинами роились мухи. Толстые, потные лавочники со щетиной и жёлтыми зубами и беззубые шумные торговки в длинных цветастых юбках спорили друг с другом, ходили от стола к столу, размахивая руками.
По сырой земле между прилавков пробежала кучка вопящих мальчишек. Я испугался и наскоро спрятался за ближайшей преградой. Ребята пронеслись совсем недалеко, так что до меня даже долетели брызги из-под их ног. Они не заметили меня, но и я не смог понять, была это компания Ману или ещё чья-то.
– Эй! Крысёнышей мне тут не хватало! А ну пошёл отсюда! – вдруг кто-то сзади схватил меня за шкирку и вытолкнул из моего укрытия.
Оказалось, что спрятался я за бочками, которые служили своеобразной витриной с одеждой и обувью. За бочками стояли большие картонки с навешанными на них тряпками разных цветов, а от солнца всё это укрывал большой пляжный зонт. Хозяйка этого ларька, вышвырнувшая меня, пригрозила мне кулаком и крикнула что-то неодобрительное вслед, но слов я не различил. Мне хотелось поскорее выбраться из этого враждебного места, но манящий запах еды не давал мне и шагу сделать назад. Я плутал от одного стола к другому, запоминая лица продавцов и мысленно для себя обозначая, чем они торгуют. Особенно мне в память врезался мясник с пышными чёрными усами, маленький старикашка с ужасно вонючим сыром и цыганка со странной горизонтальной вмятиной на носу.
Наконец, я нашёл оазис: большущий ларёк с фруктами и овощами. Мой взгляд тут же затерялся в бесчисленных красных, рыжих, жёлтых и зелёных сокровищах, которые прямо искрились под ярким солнцем. Ароматы смешивались между собой, и я уже не различал ничего, кроме густого медового запаха. Зачарованный этим зрелищем, я смело подошёл к прилавку, но совсем не придумал, как же выпросить у продавца еду. Вид у лысого торговца был больно грозный. Когда я подошёл, он считал деньги и что-то жевал, громко чавкая. Однако противные звуки, которые он издавал, меня совсем не раздражали и никак не могли отвлечь от разглядывания бананов и апельсинов.
