От боли меркнет в глазах. Тайах проваливается в боль. На миг, всего на миг, но этого хватает, чтобы чужая воля навалилась, заставила опустить голову.
Вырывает из мрака тихий перезвон накладок на шаманском одеянии. Старый шаман с усилием вскидывает руки, сплетает дрожащими пальцами вязь обережного заклятия. Медленно-медленно поднимает голову.
Арангас содрогается и трещит. Из щелей прогнившего короба с отвратительным шипением хлещет мгла, тяжело плюхается к подножию мертвого дерева, сплетаясь в силуэт того, кто был здесь похоронен.
Черная тень, едва напоминающая человека, – все, что осталось от этого существа. Тень и два желтых, звериных глаза.
Откуда же столько злобы?
Тепло-коричневое сияние окутывает шамана – живое, живое среди мертвого – и устремляется в средоточие мрака.
Вот он, ответ. Вот суть Неведомого. Еще немного, и уловишь.
Тайах-ойуун тянется, тянется, тянется – и достает. Но вовсе не то, к чему стремился. Вместо разгадки перед шаманом распахивается бездна ненависти ко всему, что наполняет этот мир. К самой жизни. Ойуун падает в ее смердящий разложением зев. Не за что зацепиться. Нечем отгородиться от всепоглощающей злобы, которая и есть суть Неведомого. Тьма впивается в сознание острыми клыками, терзает и рвет, упивается чужой болью.
Мрак сжимается, заключая старого шамана в узкий короб, наполненный гнилью и червями.
Посмотри, ойуун: кто здесь покоится? Да и покоится ли?
Видишь? Теперь это твой арангас.
Тьма гогочет, и выпускает перемолотого ненавистью Тайаха из своего существа.
Руки трясутся. Тело не слушается. В груди щемит так, что не вдохнуть. Только бы не упасть! Пусть на коленях, но с прямой спиной. Только бы не упасть.
Старый шаман цепляется за эту мысль из последних сил. Держится. И не отводит взгляд от двух желтых огней напротив.
Склонив голову, тень разглядывает сотрясающегося от напряжения старика. Скалится хищно, словно волк, загнавший дичь в угол.
Тебе не уйти.
Не уйти. Слишком стар, слишком много сил вытянули проклятые пряди мрака.
Клубиться перед Тайахом восставшая из арангаса ненависть к жизни, наслаждается слабостью ойууна. Следующий удар – последний.
Да, слишком стар. Но старость сильна мудростью. Что же породило такую зверскую ненависть во всему, что дышит и чувствует? Ойуун перебирает крохи полузабытых сказаний, собранных за долгий век жизни, и вдруг понимает, кто стоит перед ним.
Умун, забытый людьми шаман, поставивший свою жизнь выше служения своему племени, выше всего, что наполняет этот мир. А ненависть к жизни – лишь жалкое прикрытие для животного страха смерти.
Существо, чье имя вылиняло в памяти людей до безликого Умун. Неведомый злобно щурится. Чует, что разоблачен. Рычит утробно, наступает на ослабевшего Тайаха.
Ойуун спокойно смотрит на того, кто завершит его путь в этом мире. Жалеть не о чем: Тайах прожил долгую и достойную жизнь. Но Умун – угроза, он принесет гибель многим людям. И в первую очередь одному из двух детей, только вступивших на шаманью тропу.
И решение, неожиданное и почти нелепое, приходит.
«Тебя страшит смерть? Но ведь ты уже мертв. Я же могу дать тебе жизнь, – подмигивает Тайах надвигающемуся мраку, снимая все затворы, распахивая свою душу. – Бери, Неведомый!».
