– Поеду с тобой, до поезда провожу, – раскачиваясь на месте с закрытыми от боли предстоящей разлуки глазами, будто в пустоту говорила Алла.
– Два Капитана!7 Ну конечно! – с восторгом сказал он.
Заслышав доносящееся из-за двери шуршание, Алишер сунул книгу в лежавший на столе, словно разинувший пасть чемодан и поспешил узнать, что случилось. От соседских глаз ничего не скроешь. Такой тишины от соседей не слышалось давно. Казалось, будто вся коммунальная квартира превратилась в один большой слух. В открывшуюся дверь, бесцеремонно, с юркими от любопытства глазами ввалилась соседка, любительница сплетен и по совместительству напарница Аллы – Таня.
– Алка, возвращаю тебе банки! – воскликнула она, найдя повод зайти.
Алла не подняла глаз.
– Не сейчас, Татьяна, не сейчас – выпроваживая соседку, шепотом говорил Алишер, заметив настроение жены и наконец, решившись с ней поговорить.
Выпроводив соседку, Алишер скрипнув тахтой, сел рядом с Аллой погладив рукой ее живот, а потом нежно обнял, прислонив к себе.
В очередной раз из-за двери донеслись звуки и шевеление. На робкий стук Алишер скривив лицо, открыл дверь. Это была настойчивая соседка Таня, с завернутым в вафельное полотенце свертком.
– Пирожки с капустой и с повидлом, сама пекла. На дорожку. Угощайтесь, – бегая взглядом по комнате, на одном дыхании сказала она, протянув ему сверток.
Алишер приняв угощение и поблагодарив соседку, снова вернулся к Алле. Просидев в обнимку недолгое время, Алла, кажется, догадавшись о причине его недельной бессонницы, молчаливости и решении о поспешном отъезде многозначительно вздохнув вдруг произнесла:
– Значит, она обо мне так и не узнала ничего.
Алишер вскочил с места как ужаленный.
– А если узнает, проклянет. Так, стало быть? – продолжила Алла после минутной паузы, приходя в себя.
Алишер не находил что ответить. Он понимал, что в ее словах есть доля правды.
– Послушай, Алла, – начал он, уводя разговор в сторону от назревавшего скандала. Ты и оглянуться не успеешь, как я снова буду стоять здесь, на этом месте, – в шутку топнув ногой и очертив комнату рукой, впервые за все время улыбнувшись, сказал он. Но не очень-то веселой получалась эта улыбка, и как ни храбрился он, а голос звучал уныло.
– Тревожно мне, – подойдя к столу, упавшим голосом сказала Алла, скомкав рубашку и кинув ее в чемодан.
– Ты накручиваешь себя. Я же не насовсем уезжаю. Туда-обратно, – убедительно сказал он, разведя руки в стороны, чтобы обнять жену.
Алла поддалась.
Двое суток до Ташкента, а затем на перекладных до кишлака, – прикидывал в уме маршрут Алишер, стоя в тамбуре поезда. До отбытия оставались считанные минуты. Он всматривался в мокрые от слез (а может и от дождя) глаза провожающих на перроне людей, и думал, как правильно сделал, что не позволил жене проводить его до поезда. – Не хватало еще простудиться. Довольно с нее.
Наконец с Казанского вокзала тронулся вечерний поезд навстречу многочисленным железнодорожным путям, оставляя позади себя город и зажегшиеся белым светом фонари станции, отражающиеся дрожащими бликами в лужах на асфальте от недавно прошедшего дождя.
Пассажиры разбрелись по купе. В самый последний момент, в отбывающий поезд, споткнувшись о ступеньку, запрыгнула худенькая, угрюмая светловолосая девушка лет шестнадцати с красной тряпичной самодельной сумкой на плече, вымокшей от дождя. Наскоро высвободив содержимое сумки, она примостилась на место знакомой ей проводницы, отправившейся собирать билеты.
