Но потом тень промелькнула снова. А потом ещё. И ещё. И уже стало понятно, что это не ветка, а что-то живое мечется с неистовой силою там, в зеркале.
Словно во сне Катя шагнула вперёд, влекомая потусторонней силой зеленоватого зазеркалья и подойдя вплотную упёрлась в него лбом.
Там, в глубине, за толстым слоем старой амальгамы, виднелась чаща леса, из которой прямо на неё бежал Лютый зверь.
Катя прижалась к ледяной поверхности. Сердце её заколотилось как бешеное, но она не могла оторвать взгляда. Ей казалось, что всё это она уже когда-то видела.
Очертания зверя показались ей знакомыми. Будто в каком-то из снов она была там, за стеклом, и надо еще немного посмотреть, чтобы вспомнить всё.
«Ещё немного, совсем чуть-чуть», – стучало в голове.
Зверь приближался огромными рывками. Его мутный образ становился всё отчетливее и Катя, наконец, разглядела клочья чёрной косматой шерсти, свисавшие по бокам, и огромную пасть, полную серо-жёлтых зубов, перемазанных кровью.
В голове зашумело. В воздухе остро запахло костром. Послышались ритмичные удары бубна: кто-то по ту сторону начал яростно колотить в него.
Браслет на запястье неожиданно стал горячим и сдавил руку так, что казалось кости сейчас превратятся в мелкое крошево. Катя тихонечко завыла и попыталась выскользнуть из ловушки, но серебряный капкан впился в кожу ещё сильнее. Под застёжкой заблестели капельки крови.
Грохот бубна всё нарастал. Скоро на его фоне появился ещё один звук. Его издавал зверь, бежавший к ней со всех ног из глубины зеркала. Он задыхался и хрипел, а между его стиснутых зубов пузырилась розоватая пена. Глаза зверя горели ненавистью и злобой. Но когда они встречались с Катиными, в них оставалась только боль и безысходность.
Рука, зажатая в раскалённые тиски, нестерпимо горела и наливалась кровью.
Дрожащими скользкими пальцами, не переставая смотреть в зеркало, она расстёгивала застёжки, одну за другой, и, наконец, браслет распахнулся, но только для того, чтобы сомкнуть створки с новой силой. Он впился в руку ещё сильнее, и Катя заорала от боли.
Тотчас же старая амальгама покрылась сеткой мелких трещин и стала непрозрачной.
В комнате воцарилась тишина.
Наваждение исчезло, а Катя, едва державшаяся на ногах, рухнула на пол.
Ярмарка к обеду оживилась и загудела гигантским ульем.
Стараясь перекричать друг друга, торговцы протягивали всем подряд горячие румяные пирожки, искрящийся на солнце мёд и душистые травы.
Отовсюду лилась музыка, завораживая толпу и погружая её в транс. Боевые славянские ритмы эхом отражались от каменистых россыпей, стекающих с гор, и от скал, вырастающих из реки. Барабаны ударяли с новой силой и гости фестиваля начинали громче смеяться и пританцовывать.
Продвигаясь друг за другом между рядами, они словно дети тянули руки ко всему, что видели. Хватали бубны и колотили в них. Свистели в глиняные свистульки, шумели берестяными погремушками и звонили в колокольчики. Звенели монетами и шуршали купюрами.
Стараясь первыми заполучить самую красивую и яркую безделушку, мужчины локтями расталкивали пожилых женщин, а те в ответ сыпали проклятьями.
За одним из столов девушка с огненно-красными волосами и бейджиком «Валькирия» продавала дешёвые славянские обереги, которые легко можно было купить в любой китайской лавке. Но делала она это так весело, что вскоре люди обступили её плотным кольцом и начали сдавливать.
