Солнцежар - страница 25

При слове «девица» Катя невольно поёжилась, но голос был женским, мягким и не внушал опасения. Она вошла в чёрный проем двери и ступила на гладкий холодный пол.

Горящая на столе лучина дымила и трещала изо всех сил, иногда выхватывая из темноты очертания предметов, но окончательно справиться с тьмой не могла. Тусклый свет проникал в маленькое оконце под крышей.

Привыкнув к темноте, Катя увидела в полумраке белые пятна человеческих лиц. Вдоль стен на лавках сидели женщины в праздничных одеждах и одна из них неторопливо рассказывала свою историю.

Когда глаза совсем попривыкли, Катя разглядела собравшихся. Оказалось, их было не мало – от жары в избушке спасалась куча народа.

Здесь были артистки из «Сударушки». Они с серьёзными лицами слушали рассказчицу. Поснимав кокошники, женщины сосредоточенно смотрели в пол и кивали головами, соглашаясь со всем, что она говорит.

У стола сидела семья с ребёнком. Одетые в спортивные костюмы, они явно, как и Катя просто проходили мимо и точно также из любопытства приоткрыли дверь. Девочка лет семи на коленях у отца заворожённо слушала льющуюся речь, а сами родители, вытянув шеи, замерли, будто фотографировались на паспорт.

Справа от себя Катя с удивлением обнаружила приезжего парня, полулежавшего на лавке. Скрестив руки на груди и вытянув ноги, он из-под прикрытых век следил за всеми, кто был в избе, не обращая ни малейшего внимания на подсевшую Катю.

– Встала она так, под сосну-то, и стоит себе. А он мимо прошёл. Огроменный такой, выше леса и колпак медный на ём. И всё, не живать ей больше на белом свете. В тот год и померла, – закончила рассказчица.

– Дак это леший был! – отозвалась другая. – Надо было матюкать его. Оне матюков боятся.

– Ежели б она матюгнулась, он бы её задавил. Надо было воскресну молитву читать, – перебила её третья.

Рассказчицы сидели возле окна в одинаково нарядных костюмах и активно жестикулировали, явно наслаждаясь вниманием слушателей.

У Кати не было никаких сомнений: она попала на реконструкцию посиделок, где замужние женщины рассказывали друг другу былички. Женщины были не настоящие, не из глухих деревень, а как и все артисты, привозные. Промышляющие фольклором.

Но рассказывали они очень артистично и восхищение на лицах зрителей было неподдельным.

– А вот было дело…– послышался грубоватый женский голос из самого тёмного угла. – Я что расскажу…

Рассказчицы недовольно переглянулись, но прерывать чужачку не стали.

"Когда моя тётка Нюрка ещё в девицах была, пошла она раз за кислицей на Мёрзлый Утёс. Это тут рядом.

Страха в ней тогда не было, – за ягодами-грибами все с раннего детства ходили, на сенокосах тоже с малолетства пропадали.

Пришла она так на поляну, собирает кислицу, – мы её на пирожки рвём, – а сама мечтает. Парень ей в деревне шибко нравился, Петром звали. Старше её был на пару лет, красивый, статный, девки бегали за ним, вздыхали, а тёть Нюра не подходила даже. Она не красавица была и знала про это.

Только вот мечтать-то о любви не запретишь: так она собирает траву, а сама с ним вслух разговаривает, как будто бы познакомились они, она ему понравилась, и вот он её за околицу на свидание зовет, а она не соглашается.

Так вот она размечталась, как видит этот Пётр к ней через поляну идет.

Тёть Нюра чуть не померла от стыда, а он подходит и так ласково ей говорит, мол, чего ты Нюра здесь сидишь, пойдём лучше со мной за морошкой. Она обрадовалась внутри, а виду не подаёт. Пётр её тогда уговаривать начал, разные приятные слова говорить, а потом за руку взял и повёл как невесту свою. Она и пошла.