Солнечное сплетение. Размышления бегущей женщины - страница 10

– Не могу я, Лена, – мама всхлипнула и глубоко вздохнула, чтобы не расплакаться, – Сломалось во мне что-то. Вот тут…

Аля положила руку на грудь.

– Уже три года прошло, мам. Может, рискнешь? Попробуешь?

– Нет, моя хорошая. Нет.

Дочь обняла ее грязными после картошки руками. Алина заметила, улыбнулась и сказала:

– Вымой руки, поросенок.

– А может, дядя Никита понял свою ошибку? Может, он жалеет, хочет все исправить, извиниться?

– Скорее всего, его бизнес вот-вот пойдет ко дну, – сказала тихо Алина. Жалость к старому другу вдруг тоже напомнила о себе. Сколько было хорошего… Посиделки родителей, маевки, шашлыки, веселые игры… Сколько всего было! Вот именно было. Было и прошло. Лена хотела еще что-то сказать, но Алина взяла себя в руки и шутливо перебила ее:

– Хорошая моя, когда ты успела стать отпетым манипулятором? Или у тебя это качество врожденное, от отца?

– Ну, мама, – укоризненно пробубнила дочь.

– Может, ты думаешь, мне вымпел преходящий дадут или грамоту за ударный карьерный труд на благо капитализма?

– Опять твои комсомольские шуточки!

Лена поняла, что говорить бесполезно. Раз мама начала шутить, перетянуть ее на свою сторону точно не удастся.

После ужина они еще посидели, поболтали, поворчали на мужчин и разошлись каждая в свою жизнь. Незаметно время их сделало подружками. И, хотя дочь не смела быть с матерью на равных, доверие росло с каждым годом. Как интересно все получается. Ты начинаешь говорить со своим ребенком о своих взрослых проблемах, о личной жизни и дочь неожиданно начинает давать тебе советы, бывает дельные. А ведь когда-то она лежала на твоих коленках и даже помещалась на них. Ничего малышка тогда не понимала, только любила тебя безгранично, и ты была для нее всем миром, целой вселенной. И ты ее любила. Сейчас, конечно, тоже любишь, но уже иначе. Как опору что ли, как товарища. Лена хочет, чтоб у ее мамы решились финансовые проблемы и это приятно, впрочем, и здесь можно разглядеть ее личный, меркантильный, интерес. Ей станет легче платить за образование. Забавно… Нет, решать свои проблемы за счет унижения неприемлемо. Невозможно вернуться на старое, пусть даже хлебное, место, словно побитая собака. Невозможно лицемерно улыбаться и общаться с теми, кто в душе презирает тебя, ни во что не ставит. Может быть, на новой работе будет проще? Вроде милая женщина… Вера…

Когда Алина приехала к Моховым, ее накрыло отвратительное тягостное чувство. Ей словно вытягивало внутренности в тугую звонкую струну. Очень хотелось удрать, сверкая пятками. Зачем только согласилась?! Все вокруг такое чуждое, далекое. Чувствуешь себя неотесанным чурбаном. Алина никогда не задумывалась над социальным расслоением в обществе, но сейчас ощутила его как никогда остро. Люди, к которым она вошла в дом были иные.

– Чай? Кофе? – спросила Вера у Алины.

– Стакан воды, если можно.

Дом Моховых непонятный. Да, именно непонятный. Это ощущение сразу проникло в душу Алины, как только она вошла. Стены тоскливого зеленого цвета. Или освещение такое? В гостиной пустовато, хотя все как у всех: камин, диван, кресла. На каминной полке фигурки. Вроде все очень красиво, но не комфортно. Лестница на второй этаж узковата. А может, просто не на твой вкус? Как-то тоскливо…

Вера шумела кофемолкой на кухне и Алина, не зная куда себя деть в незнакомой обстановке пошла к ней. Вода фильтрованная, безвкусная, но стакан помогает занять руки и помогает сглаживать неловкость. На полу лежал старый ирландский сеттер. Он напоминал кучу волнистой коричневой шерсти. Морда милая, флегматичная. Когда Алина вошла, он не встал, а только понюхал воздух своим шоколадным носом в ее направлении. Видимо запах его устроил, он слегка шевельнул хвостом в знак приветствия и вернулся в исходное положение.