– Чушь, – отмахнулась я. – Так решили не боги, а мужчины. Если же они не уверены в себе и опасаются соперничества тех, кого почитают слабей себя в силе душевной и в силе разума, то это лишь открывает их собственную слабость. По-настоящему сильный человек не опасается показать свою уязвимость, он способен демонстрировать чувства и совершать поступки, за которые ему не будет стыдно, даже если весь свет будет считать их глупостью. Жаль только, что даже тот, в ком есть сила, не может сделать решительный шаг, потому что тысяча слабых ему этого не позволят и не простят.
Отвернувшись от опешившей родительницы, я достала еще один конверт, нервно порвала его, задев и вложенный лист бумаги. Прочитав очередное витиеватое послание, подобные которому уже лежали на кресле, я в сердцах разорвала его. Мне вдруг стало не до лестных слов и чужих надежд. Задетая родительницей тема всколыхнула мои боль и досаду.
– Что с вами, дитя мое? – негромко спросила меня матушка. – Что ранит вас, Шанни? – Она подошла ближе, обняла меня за плечи и попросила: – Расскажите.
Обернувшись к ней, я растянула губы в улыбке:
– Пустое, дорогая моя, это всё пустое.
Поцеловав баронессу Тенерис в щеку, я направилась к Амберли. Она застыла у одной из корзин с цветами и с тревогой смотрела в нашу с матушкой сторону. Приподняв брови в фальшивом изумлении, я вопросила:
– И это всё, что ты смогла просмотреть за это время?
– Шанни…
– Мой добрый друг барон Гард поздравляет тебя, сестрица, – прервала я ее, – и желает тебе благоденствовать.
– Благодарю его милость, – ответила Амберли. Она всё еще смотрела на меня испытующе, и я вытянула из ее пальцев уже распечатанное послание.
– И что нам пишут? – спросила я, дразня ее, и сестрица выхватила у меня записку.
– Фу, как неприлично иметь такой длинный нос, – фыркнула она.
Я показала ей язык, и моя показная игривость возымела действие. Амберли успокоилась и вернулась к просмотру «корреспонденции». Немного постояв у нее за плечом, я вернулась к своим цветам. Я сумела подавить в себе это болезненное негодование, вдруг захлестнувшее меня, потому смогла поглядеть на родительницу с уже искренней улыбкой. Матушка проводила меня задумчивым взглядом, но говорить ничего не стала, по крайней мере, пока, и за это я была ей благодарна.
Просмотрев еще пару посланий, я добыла предпоследнее, надорвала его и… гулко сглотнула. Перевернув конверт запечатанной стороной, я с минуту не сводила взгляда со знакомого мне оттиска.
– О Хэлл… – прошептала я и поспешила покинуть гостиную.
Меня не останавливали, да это бы и не удалось сделать, потому что мне не терпелось остаться наедине с тем, чего я ждала столько времени. Вот теперь мои руки подрагивали. Волнение и страх, снедавшие Амберли еще недавно, передались мне в полной мере. Выбежав за дверь, я даже не сразу решилась прочесть ровные строчки, написанные хорошо знакомым мне почерком, отчего-то ожидая худшего.
– Не глупи, – велела я себе. – Ты – Шанриз Тенерис, а не какая-нибудь впечатлительная девица.
Так вернув себе разум, я раскрыла письмо всего в несколько строк и, притопнув ногой для решимости, все-таки прочла.
«Неделя истекает, ваша милость. Надеюсь, вы уже собрали ваши вещи и готовы вернуться к своим обязанностям. Жаль, что сам я не сумел навестить баронессу Мадести-Доло и лично поздравить ее, но вы сумеете лучше Дренга передать мне все подробности прошедшего торжества. Жду вашего повествования, и вас.
