Поэтому и разговор, буксовавший в курительной комнате, кроме того, что и вился вокруг вещей, не всеми понимаемых, ещё и тормозил о плохо представляемое будущее республики БЕЗ Майнера.
– Это… как, простите?– совершенно непонимающим тоном пытался выяснить министр юстиции и внутренних дел Шпигель, с большими сложностями разбирающийся со всеми непонятностями и неприятностями, возникающими иногда в жизни министра юстиции и внутренних дел, вынужденного общаться не только с военными и полицейскими. Шпигель был человеком прямым, и, если он чего то не понимал, он задавал вопросы СРАЗУ, чтобы сделать ситуацию понятной. Более того, министр юстиции своей военной простотой частенько выручал остальных из таких щекотливых ситуаций, задавая именно те вопросы, которые крутились на языках у каждого, но которые, из боязни показаться недалёким, не произносил никто. Дортмундсен кашлянул, опять поменяв взгляд, и замолчал на неприлично долгое время. Здесь, на острове, к этому привыкли и просто ждали, а вот в турне лорд канцлер чуть серьёзно не повредил свою репутацию, замолкая на несколько долгих секунд перед микрофонами, когда уже только переводчики оставались в напряжении, поскольку знали его манеру задумываться перед тем, как решиться что то сказать. Дортмундсен начал с телевидения, и долго, в звенящей тишине, прерываемой иногда звуками фляжки Гласса, рассказывал о тех передачах, которые запускают в эфир на «большой земле»:
– При всём при этом создаётся впечатление, что телевидение зорко следит за нуждами простых людей, а на самом деле НИЧЕГО не происходит! Люди выпускают пар, могут даже устроить потасовку среди прямого эфира, и её (потасовку) могут сохранить и в записи (как они сами объясняют, «для рейтинга»), но тема не кончается ничем! Каждый день, на бешеной скорости меняя картинку, специально обученные специалисты рассказывают о каких то страстях перепрыгивая с темы на тему тему ровно с такой частотой, чтобы к концу передачи нельзя было сразу вспомнить, о чём же было в начале, создавая видимость отслеживания пороков и проблем. На самом деле никого не интересуют ничьи проблемы.
Вообще, я заметил, что можно даже охаивать существующий строй, оказывать явное неуважение к государственной атрибутике, но если с тебя взять нечего, и впрямую никаких угроз ничьему личному обогащению ты не оказываешь, то можно говорить всё, что угодно! Ощущение такое, что тебя даже на это провоцируют, чтобы ты выговорился, словами обозначив действие, и успокоился. Своеобразная ширма, за которой и мутная вода не нужна – не надо мутить воду, бояться некого – все остальные по ту сторону телевизионной изгороди.
Дортмундсен замер, понимая, что его речь хоть и проговаривается на понятном для всех языке, производит впечатление шаманского бормотания, так как министры со стороны напоминали незнакомые фигуры из музея мадам Тюссо. Наконец Гласс, снова открыв фляжку и снова испортив мимику, расшевелил всех, звонко и со смаком чихнув. Посторонний звук вывел всех из оцепенения.
– Странные вещи вы рассказываете, Якоб… – произнёс, наконец, министр образования и науки Поуп. – Как это – никому нет дела? Есть же государственные службы, социальные учреждения, да и полиция, в конце концов…
– В том то всё и дело, Ричард.… Все государственные и муниципальные службы настолько отстранены от всего, что происходит у них под носом, что только отмахиваются от каждого нового циркуляра, и так толком не успевая ничего из того, что положено. А если и успевают, их забрасывают новыми никчёмными бумагами, оттирая их тем самым от своей основной работы. Надзорные службы тоже выполняют заказы так называемого безликого «государства». Проверки то и дело сыплются на головы бедных служащих. Неожиданно могут издать какой-нибудь закон или подзаконный акт, меняющий в мелочах какие-то правоотношения, или хотя бы даже способ написания почтового адреса. Представляете, что это такое? Всё равно что поменять буквы на клавиатуре. Если не сумел привыкнуть – остался без работы, это называется «естественный отбор». Раз в полгода обязательно что-нибудь придумывается. Народ, мучающийся на службах, за всеми этими нововведениями и не успевает разглядеть, что творится вокруг, иногда лишь постфактум вздыхая по утраченному озеру или лесу.
