– Цыга! Цыга!
Это деда Костя искал припозднившуюся чёрную красавицу. Её ждали дома не позже девяти – в то время, когда наступала пора спать. Кошечка произносила «мяяу», что-то вроде «извиняюсь» и семенила домой, держа хвост трубой.
Быстро пролетали зимние дни. Ночи же, наоборот, казались бесконечными. В пятом часу вечера уже темнело. Возвращающиеся домой люди казались тенями. Утром картина была та же – ничего не видать. В школу, садик и на работу мы собирались, когда за окном стояла мгла, и долго шли потом по чёрным заснеженным улицам, на которых знали каждый дом, каждое деревце. Что нам темнота – по родным местам мы могли идти с завязанными глазами. Шли – и снег хрустел под ногами. Это ломались сотни, а может быть тысячи хрупких снежинок.
Зимой, когда появилась Цыга, Морозко от всей души стучал посохом. Красный столбик термометра день ото дня становился короче. Оконные стёкла обрастали белыми бутонами, венчающими причудливо изогнутые стебли. Со стороны квартиры внизу стекол, в их уголках, появились бугорки льда. Мы царапали их ножом, дышали на них ртом, растапливали: как-то тревожно, неприятно, когда лёд прямо в доме.
Может быть, в такие дни даже Снежная королева заглядывала, только мы с Серёгой ей не приглянулись. Мы были далеко не такими послушными, как Кай и Герда. Мы не ухаживали за розами и не вели задушевные беседы. Это во-первых. Во-вторых, мы много прыгали. Голова Снежной королевы точно закружилась бы при виде такого безобразия. Дома мы прыгали со стола, из-за чего я в один прекрасный день потеряла передний зуб.
– Вот видишь, Алёнка, какое тебе наказание, – пояснила потерю зуба баба Нюра, – нельзя на стол залезать. И садиться на стол нехорошо. Стол – престол.
На улице мы прыгали с верхних сараек. Это такие двухэтажные деревянные постройки с лестницей и дощатым настилом на втором этаже. Мы прыгали в сугробы, пролезая под перилами.
– Мне не забраться, ступеньки скользкие, я боюсь! – ежедневно монотонно ныла Наташка.
И чего портила людям настроение, ведь не самая маленькая, чтобы бояться. Наташка – она такая: чуть что – глаза на мокром месте.
– Чего ты такая трусиха? – привычно отвечал Ваня.
Несмотря на то, что Ваня был маленький и щупленький, он не боялся ничего на свете. По ступенькам карабкался на четвереньках. Птицы с высоты, должно быть, принимали Ваню за паука невиданных размеров. Куртка, штаны, валенки, шапка – все чёрное.
Обычно он с предпоследней ступеньки цеплял руку Наташи, добравшейся лишь до середины.
– Держись, Натаха, – подбадривал подругу Ваня.
Наташины пальцы хватали Ванины, как спасательный круг. Мы – я, Серёга и Таня – с облегчением выдыхали и спокойно шли следом за этими лазутчиками.
Мы собирались кучкой на втором этаже сараек. Занимали позицию над двухметровым сугробом.
– Чур, я первый! – заявлял Ваня.
Он просовывал туловище под ограждение, приседал и прыгал. А мы следом. Но иногда выдавались неудачные дни.
– А ну слезли отсюдова! Паразиты! Сейчас вы у меня получите! А тебе, Ванька, первому достанется, – доносился снизу истошный крик.
Наши манёвры засекал тот самый дворник дядя Вова, любитель котлет. Ещё он был Ваниным папой.
– Быстро на пол! – командовал Ваня.
Мы падали, притворяясь отрядом разведчиков. Я падала не как все, спиной кверху, а наоборот, и ртом ловила снежинки. Снежинки летели с небес, их было огромное количество. А-ам! На язык падала первая, таяла меньше чем за секунду. А-ам! Вторая. Третья могла угодить и в глаз.
