Умная женщина – опасное оружие. Красивая в добавку – смертельное. Горе тому, кто не поймёт это вовремя.
Ответ на загадку, откуда она родом, напрашивался для всех сам собой – из Мираканда. Откуда же ещё? Там таких девиц пруд пруди. Будешь на всех смотреть – шею себе за одну прогулку запросто свернёшь.
– Ты! – Ларс показал пальцем на поклонника нового гроссмейстера. – Найди ей жильё! Еды, одежды, там, добудь. А эту, с её позволения, можешь оставить себе на память. Сделаешь себе портянки, например.
Теперь зааплодировали трое других скаутов. Но смеялись они недолго.
– Пусть, вон, они тебе их постирают.
Ларс повернулся к своей сопернице и слегка поклонился с прижатой к груди рукой в знак принятия своего безоговорочного поражения и благодарности за полученный урок. Она в ответ равнодушно пожала плечами и тоже встала, споткнувшись от ножку табурета и едва не упав. Она еле держалась на ногах. Ещё бы – после целого месяца жизни в лесу впроголодь! Ей сейчас должно было быть всё-равно, в какое жилище её отведут – главное, чтобы она могла там свалиться и спать сутки, просыпаясь только для того, чтобы наесться. Раньше этого даже надеяться на очередную встречу не стоило.
И всё же одну вещь Ларс должен был спросить у неё, ибо она не давала ему всё это время покоя.
– Кто тебя научил так играть?
– Мой отец, – бросила она устало через плечо, направляясь следом за отряжённым в слуги.
Интересно, сколько часов она проспала? Косые лучи солнца, падающие через высокое окошко, казались окрашенными в вечерние тона. Полежав некоторое время без движений, Кира проследила за тем, ползут ли они вверх или вниз по стене. Они ползли вверх – значит, солнце опускалось и первое ощущение её не обмануло. Это она, получается, проспала почти сутки? Неплохо.
Ей смутно припомнилось, что она приходила в себя и вставала. Но делала это как будто во сне. Ела оставленную в прикрытых чашках еду: жаркое из птицы (вроде она слышала вчера гусиное гоготанье, когда шла через город), заправленное сушёными фруктами, к нему прилагались свежие лепёшки и пару крупных картофелин. Не была бы она голодной, как волк (в прямом смысле, впрочем такого голодного волка ещё поискать надо), то даже тогда этот обед заслуживал отметки «безумно вкусного», а его повар – королевской похвалы. Вода в кувшине тоже не давала повода морщить нос. Судя по её чистоте, в городе должен был быть колодец, либо бьющий из под земли ключ. Потом Кира – тоже во сне – захотела смыть с себя всю эту въевшуюся в кожу грязь и сделала это, помывшись водой из бадьи в углу и растеревшись кусочком душистого мыла, которое лежало рядом. Вконец истрепавшуюся одежду она бросила там же на полу, в лужу, которая стекала наружу по наклонному полу через дыру в стене. Теперь, будучи вымытой, в такой и показаться на улице было стыдно. Впрочем, на ней была уже другая одежда. Не яркая рубашка с кружевными рукавами и не размашистая юбка из мягкой ткани, какие любили носить модницы, а штаны и рубаха землистого цвета из крепкой, грубоватой ткани. Идеальная одежда для походов на добытки в лес. В такой здесь ходили почти все, кого она видела.
Всё в том же сне она после всех дел, наевшись, освежившись, расчесав и подвязав неряшливо спутанные волосы, опять завалилась досыпать всё упущенное за последний месяц, решив, что здоровый вечер злобного утра мудренее. Заглянув в чашки с едой, она обрадовалась тому, что не успела всё съесть за один присест, и принялась с аппетитом улепётывать за обе щёки, что было чашках. На остатки это было не похоже, очевидно, её кто-то регулярно навещал. Так как ничего из того, что ей дали: ни жильё, ни еду с водой, ни одежду, – она не просила и не требовала, то это не принималось в качестве платы за один должок. Ужас, как она вообще умудрилась вчера в таком состоянии выиграть? Ведь соперник ей попался в этот раз не какой-то неумеха, которого она разбила бы за десять ходов! Он же не поддавался ей? Да и к чему – чтобы импонировать какой-то грязной кикиморе? Скорее всего он просто привык иметь дело со слабыми соперниками и недооценил её. А она с удовольствием использовала эту оплошность. Всё-таки это был её коронный трюк, который всегда срабатывал – дать противнику недооценить себя и открыть тем самым свои слабые места.
