Кроме этих «радостей» продавали рубцы, завернутые в трубки и обвязанные мочалой, горячие кишки, фаршированные гречневой кашей, пирожки, по пять копеек за пару. Последние – самые разнообразные: в мясные дни – с мясом, с ливером, с капустой и яйцом, с молочной кашей, с творогом, а в постные – с рисом-рыбой, с капустой-луком, с грибами, с вареньем. Были и подовые пирожки с мясом, с рисом, изюмом, с творогом и «небольшие пирожки, в виде ушков, начиненные мясом с луком; эти пирожки разносились в особых ящичках, внутри которых находились металлические бачки, – в них-то в растопленном горячем масле и плавали эти пирожки». Ну и конечно, весьма были распространены пирожки-расстегайчики – начинка в них не закрыта тестом, отчего пирожок словно расстегнут (отсюда и название). Расстегайчик клался на блюдечко, посыпался солью, перцем, смазывался маслом и заливался подливкой из рыбного или мясного бульона, который держали в металлических узкогорлых кувшинах.
Нравы царили соответствующие. Газета «Московский листок» сообщала в конце позапрошлого века: «Проживающий в доме Трусевича, в Мокринском переулке, крестьянин Покровского уезда Иван Ефимов Куликов затеял ссору со своим жильцом, Александром Борисоглебским, который, придя в азарт, кинулся на Куликова и откусил ему правую ноздрю, прокусил правую щеку и искусал все пальцы. Искусанный отправлен в больницу. По заключению врача, означенные повреждения требуют тщательного лечения».
А что вы хотели, тут, чай, не Версаль!
* * *
При советской власти Зарядье стало живым памятником ушедшей эпохи. А. Февральский вспоминал: «Однажды, уже в тридцатых годах, подходя к Проломным воротам, на примыкавшем к ним старом доме Псковского переулка я к своему удивлению разглядел полустершуюся немецкую надпись рукописными буквами: „Zum brauen Hund“ („У коричневой собаки“), видимо, там когда-то был трактир или постоялый двор для немецких купцов. А поблизости, в одном из дворов того же переулка, находился доходный дом, где обитала беднота, с арками-переходами между корпусами (в три этажа). Это здание С. М. Эйзенштейн снимал в фильме „Стачка“».
Так Зарядье и сделалось наглядным материалом.
* * *
В конце концов, всю эту красоту снесли – здесь планировалось возвести восьмую по счету «высотку». Но строительство затягивалось, а со смертью Сталина и последовавшей вслед за этим борьбой с «архитектурными излишествами» проект и вовсе стал неактуальным.
В результате возникла «Россия».
Путеводители описывали ее исключительно в восторженных тонах: «Светлые, устремленные ввысь 12-этажные корпуса гостиницы покоятся на мощном стилобате из красного гранита». «Кресла зрительного зала снабжены наушниками». «Пассажирских и грузовых лифтов почти сто». «Более 5300 гостей столицы». И так далее.
Разумеется, нашлись литераторы и стихотворцы, посчитавшие своим долгом поприветствовать московскую новинку. Стихи, как и путеводители, не отличались вдумчивостью, зато были несоразмерно бравурны – будто бы речь шла не о гостинице, а, например, о новом городе или же государстве, пусть и небольшом. Вот, например, произведение Никанора Батурлина под названием «Зарядье»:
Зарядье! Под стрелою крана
Твое начало и конец.
Зарядье – щебень в котлованах,
Зарядье – мраморный дворец!
Где был когда-то бой кулачный
Под небом горестных тревог,
Теперь в ряду с кремлевской башней
Дворец – как встреча двух эпох.
