– Куда приехали? – не понял я. – Ты что, выходить собрался?
– Погодь, может, скажут чего, – притормозил меня Кир.
Действительно, старенький динамик в стенке зашипел и сообщил: «Впереди, под мостом, газопровод прорвало, а по путям как раз цистерны с соляркой шли. В общем, солярка на земле горит, мост снесло, труба с газом пылает. Дальше ехать нельзя. Отгонят наш поезд к ближайшему полустанку – и стоять там неделю, не меньше. МЧС обещало прилететь, еды подвезти и беременных забрать».
– Ну ни хрена себе! – выдал я резюме по этому поводу.
– Да уж, косяк натуральный, – согласился Кир.
В коридоре забегали. Все начали терзать проводников, которые сами были перепуганы и ничего толком не знали.
– Слушай, Сань, там с полустанка товарняк один должен до наших мест катиться. Айда со мной, коль не боишься. А пока давай ещё по пятьдесят – на посошок.
Выпить-то можно по такому случаю: капелюху, чтобы не замёрзнуть. После того как я запил сомку молоком по требованию Кира, решение и пришло.
– А, пошли! Чем тут неделю в поезде куковать, прогуляемся по свежему воздуху.
Сам думаю: «Может, и икрой разживусь, и на телефон наснимаю уродов каких-нибудь. Если и правда что-то диковинное там найдётся».
Так легко сразу стало, спокойно. Поезд вскоре попятился назад, и через час мы уже встали на каком-то Богом забытом запасном пути. Без особых разговоров мы собрались и сошли с поезда прямо в никуда, как мне показалось. Пассажиры топтались возле вагона, что-то обсуждали, курили, но далеко никто не отходил. Одни мы побрели куда-то вбок, периодически утопая в снегу по пояс. Станция была с другой стороны поезда, а здесь, где мы пробирались, было темно и непонятно. Вдалеке мрачно вырисовывался лес. Надо же, в здравом уме я и шагу бы от вагона не сделал, а сейчас вот бреду за каким-то мужиком в темноту и совершенно ничего не боюсь. Сам себе удивляюсь. Сердце билось спокойно, сумка с вещами не отягощала, полусапожки ещё не протекли. Всё прекрасно, в общем.
Вскоре упёрлись в какой-то старенький вагон на заснеженных путях.
– Кажись, ентот, – сказал Кир и попытался отодвинуть дверь.
Вместе мы вскрыли вагон и забрались внутрь. Вокруг какие-то перегородки, солома в углу, грязь кусками. Темень. Я чуть-чуть посветил телефоном, чтобы сориентироваться. Попытался выйти на связь – не получилось.
Расположились рядышком на сене.
– Чуток помёрзнем – да и поедем, а там нас Карасик должен уже ждать.
Ну должен так должен, я спорить не стал.
– Давай, – говорю, – Кирыч, потрынди ещё, какие там небылицы у вас есть.
– Да мы тихо живём, не трогаем никого. Какие у нас небылицы-то? Помню вот, как-то геологи приехали. Самостоятельные такие. Наши говорили им, что сгинуть можно в ентих местах с непривычки-то. Они не послушались совета: сами с усами, мол. Ушли за сопку, там и сгинули. Ворона их поклевала.
– Это что же за вороны у вас такие?
Кир не сразу ответил, видно, надоело ему байки сочинять. Поёрзал, подбирая под себя побольше соломы, и продолжил:
– Да вот, вымахали, сволочи, до непотребных размеров. Две напасти у нас в лесу – ворона да белка-летяга. Волков, лис, медведей жруть и людями не брезгують. Медведи-то с волками совсем измельчали. Да многие кто измельчали, а енти скоты наоборот – в рост пошли. Слушай, Санька, а давай я тебя Лешаком буду звать, мне так сподручнее?
– Лешаком меня в школе дразнили. Да мне, в общем, всё равно.
