– Нет, – кивнул я и приобнял девушку за плечи, пододвинув ближе к себе. – Нет, что ты. Ты же знаешь, я люблю тебя и не могу долго злиться или обижаться.
– Ну, слава богу, – облегченно выдохнула Наташка. – Я уж думала, что и наговорила всякого и подставу эту со свиданием устроила…
– Я же знаю, что ты просто беспокоишься обо мне. Но я в порядке. – Опустив взгляд на девушку, я улыбнулся: – Честно.
Наташка кивнула и улыбнулась в ответ.
– Эй, – толкнула она меня в плечо, когда двери приемного покоя распахнулись, – я тоже тебя люблю. Не забывай этого.
– Да с тобой забудешь тут, – пробурчал я, довольно потирая руку, куда пришелся ее удар.
Мы смотрели, как к нам спускается Стас, одетый в больничный то ли халат, то ли накидку в горошек. Он держался одной рукой за перила, а вторую прижимал к правой нижней части живота.
– Как дела, колокол? – весело спросил я.
Стас поморщился и кивнул.
– Почему колокол? – не поняла Наташка.
– Ну, посмотри на его накидку, она словно колокол. А там внутри есть и стержень, который, – я несколько раз покачал в воздухе указательным пальцем так, словно это мятник, – ну, ты поняла.
– Дурак! – прыснула Наташка.
Стас остановился возле нас, смущенно улыбаясь.
– Не обязательно ко мне приходить каждый день, со мной все в порядке, – заверил он нас.
– Просто сегодня жребий выпал нам, – ответил я. – Вчера Сане. Думаешь, мы бы захотели плестись в такую даль, да еще и по жаре?
– Ну, думаю, ну, нет.
– Стас? – Наташка перевела на меня взгляд. – Андрюш? Ну?
Я пожал плечами, Стас кивнул. Площадка погрузилась в тишину. В словах не было смысла. Его не было никогда. Мы и так все прекрасно знали, все понимали.
– Это, ну, а может закурить найдется? – нарушил тишину Стас.
– Ну а как же, – кивнул я и достал пачку Мальборо.
– Ты что делаешь!? – зашипела на меня Наташка. – Он после операции, ему нельзя!
– Да всего лишь аппендицит, ничего страшного, – заверил ее Стас.
– Да и было это не сегодня, – подхватил я.
– Выпишут через пару дней.
Стас умоляюще смотрел на Наташку, а та только переводила свирепый взгляд со Стаса на меня и обратно. Я похлопывал тугой пачкой сигарет по ладони.
– Ладно, – сталась Наташка. – Но если что, ты сам виноват.
Стас кивнул и достал сигарету.
– И ты тоже.
Я дернулся в сторону, чтобы и на этот раз кулак или острый пальчик Наташки не впился меня куда-нибудь под ребра.
– Хорошо, хорошо, и я буду виноват, – согласился я, сжимая губами сигарету, от чего мой голос приглушился, а слова стало трудно разбирать.
Наташка вскинула голову и отошла от нас на два шага. Мы со Стасом прикурили и присели на каменный подоконник.
– Ну как дела? – спросил Стас.
– И это ты у меня спрашиваешь? – усмехнулся я в ответ.
– Я серьезно.
Наскоро стерев глуповатую ухмылку с лица, я ответил:
– Да, в общем, все нормально, друг. Но в целом паршиво.
Стас понимающе кивнул.
– А что с этим? – Он поежился, словно в подъезде стало градусов на десять холоднее. – С черным?
– С Перевозчиком? – нарочно громко переспросил я.
Стас вздрогнул. Наташка в углу изменилась в лице.
– Ничего не слышно, – я вынул сигарету изо рта и стряхнул на пол пепел. – Прошел почти год и тишина.
– Но он говорил…
– Говорил про длительный срок, дружище. Лет пятнадцать-шестнадцать. Хватит уже вспоминать это отродье. Оно не вернется.
Я видел, как Стас переглянулся с Наташкой. Я всегда видел взгляды, которыми мои друзья обменивались у меня за спиной. Я видел в них сострадание, сопереживание. Видел в них поддержку. Видел в них жалось. Но мне не нужна была жалость, мне нужна была
