Хотя могла ли она? Мы ведь виделись всего-то один раз.
– Я прихожу почти каждый день и Улька всегда здесь. Лежит на кровати сестры и плачет, – рассказала мне девочка, которую я знаю под именем Настя. – Говорит, что это ее вина.
– Вряд ли это ее вина, – ответил я, отворачивая голову сильнее.
– Я говорю ей то же самое, но она не слушает. Все плачет и плачет.
– Это какая-то новая болезнь? – спросил я после минуты молчания.
– Никто не знает. Они просто впали в кому. Жизнь в них еще есть, но не больше чем в овощах с грядки на даче. Так говорят врачи.
Я бросил быстрый взгляд на девочку и тут же его отвел. Она не заметила этого. Она вообще на меня не смотрела.
– Сначала нашли Оксану, – продолжала свой рассказ Настя. – Утром. Нашла мама, когда услышала крик сестры. А потом их отец не вернулся с работы, и отправили людей на его поиски. Его нашли в одном из карьеров. Он лежал на спине и светился.
– Значит, что-то наследственное?
– Это ты мне скажи.
Внезапное изменение тона застало меня врасплох. Я испуганно обернулся. Девочка смотрела на меня в упор. Взгляд голубых глаз пронзал меня холодной сталью клинка.
– Ты уже видел мертвецов, – продолжала она.
– Я не…
– Это ты. Ты принес нам деньги в коробке с Вини-Пухом. Ты разговаривал с моим мертвым папой.
Девочка смотрела по-взрослому испытывающе, но с детской обидой на лице, словно ей не хотели покупать новую игрушку. В уголках глаз застыли слезы.
– Настя! – раздался крик в коридоре, а затем стук торопливых шагов. – Настя, сколько раз я тебе говорила не убегать.
Девочка надулась и подняла в воздух два оттопыренных пальца.
– Два? – воскликнула ее мать, Любовь Широкова, жена покойного сержанта Широкова, чью жизнь забрал проклятый Перевозчик. – Два раза?! Ох, Настенька, стоило только на минуту отвернуться, передать твоего братика врачу, как ты…
Ребенок на руках женщины развернулся и с интересом уставился на меня. Только в этот момент она увидела, что ее дочь была не единственным посетителем палаты.
– Ох, простите, надеюсь, эта мартышка не доставила вам проблем, – с каждым ее словом ее лицо вытягивалось все больше, а паузы между словами становились все длиннее, пока она не замолчала. – Ты! Это ведь ты!
– Нет, не я! Вы меня с кем-то перепутали, – крикнул я и побежал по коридору под веселый хохот малыша и просьбы женщины подождать и не убегать.
Но я всегда убегал. Убежать намного проще, чем принять вызов и встретить реальность лицом к лицу. Я не любил реальности, боялся ее. И всегда убегал от нее. Бежал и сейчас.
– Ты холодный.
Наташка прижалась ко мне крепче, словно хотела передать частицу своего тепла, передать частицу тепла всего мира. Это было приятно. Всегда приятно, когда о тебе заботятся.
Обратно мы шли той же дорогой. За время, проведенное в больнице, над городом нависли тяжелые грозовые облака. Солнечный свет померк и поднялся легкий, но пробирающий до костей ветер. Однако холод, донимавший меня, не имел ничего общего с погодой, не имел вообще ничего общего с этим миром. Привычным для нас миром.
– Что-то случилось?
Я взглянул на девушку. Быстро. Колким, оценивающим и одновременно испуганным взглядом.
– Там, в больнице, что-то случилось?
– Ничего, – я мотнул головой из стороны в сторону, стараясь сделать это как можно более небрежно. – Со мной все нормально.
– Да брось. Мне ты можешь рассказать.
– Все нормально, Полторашка.
– Я тебя знаю, – настаивала девушка, дергая мою руку. – Может даже лучше других. А может, и нет, – быстро поправилась она, заметив мой взгляд. – Но, по крайней мере, я вижу тебя насквозь.
