Когда я в темноте подходил к своей парадной по щиколотку в грязно-серой жиже, в ботинках уже не хлюпало даже, а откровенно булькало. Настроение было паршивым. Радовало только то, что это сегодня уже позади, я почти дома и в скорости сниму с себя эти насквозь мокрые носки и ботинки. Еще совсем немного, и я обрету долгожданную сушь и благодать.
Что ж за извечная напасть в наших местах, этот бесконечно повторяющийся первый снег. Уж скорей бы пришла зима, что ли. Если уж календарная темнота неизбежна, пусть хоть вокруг воцарится это самое белоснежное безмолвие. Всяко лучше, чем грязная каша изо дня в день.
Все же я, наверное, уже не романтик. Чуть что не по мне, и я желаю одного только комфорта, и не надо мне и даром этой вашей романтики и приключений.
На предпоследней площадке какой-то бухой бритый бугай в куртке мочился в мусоропровод. С боку его поддерживала, видимо, его дама, замаскированная макияжем девица с мутными глазами и тоже в куртке.
Что ж, и это для кого-то романтика, между прочим. Только бы не сцепиться напоследок с этим дебилом перед самым порогом.
И я чуть стыдливо, не проронив ни слова, прошел скоренько мимо, деловито звеня ключами и видя перед собой исключительно свою дверь.
***
– Сядьте ровнее, левое плечо чуть выше, немного опустите голову и смотрите прямо в объектив. Готово!
Мое ремесло нашло меня еще в далеком детстве, когда на день рождения я получил настоящий, хоть и бывший в использовании, простенький дальномерный фотоаппарат. Это было волшебство, начинающееся взглядом на мир через видоискатель и нажатием на кнопку затвора и завершающееся темной комнатой, красным фонарем и медленно проявляющимся изображением на фотобумаге. Я был вовлечен в эту магию с головой и уже не мог и не хотел покидать ее. Я снимал все подряд – и людей, и предметы, я не мог остановиться. Многие прошли через это, но в последствии отошли, увлекаемые чем-то еще. Я перерос детское увлечение и перенес его в свою взрослую жизнь уже в качестве ремесла, параллельно получив никому особо не нужное высшее образование, никак с фотографией и вообще с искусством не связанное. Дань национальной традиции. Это как жертвоприношение для перехода в иной общественный статус.
Следующим переходом – я до сих пор не уверен, что он осуществился в полной мере, – был переход в статус творческий. Под влиянием, может, черно-белых фотографий Брессона, засматриваемых до дыр с самого детства, глянцевых фотожурналов, посещаемых выставок или собственного пробуждающегося внутри желания делать что-то свое.
Все же созидательный процесс – единственное, что неизменно будит мой спящий разум и усыпляет совесть. Я не превращаюсь в зомбированного обывателя только потому, что время от времени я вынужден синтезировать дополнительную реальность. Внутри себя и снаружи. А этот процесс крайне ресурсоемкий, иной раз мозги прямо-таки закипают, силясь нащупать то, чего еще нет и, надеюсь, не было никогда, чего никто кроме меня не жаждал увидеть и даже не представлял себе подобного.
Звучит это, конечно, пафосно, но а как иначе, сам себя не похвалишь… Но с другой стороны, почему бы и не сформулировать это таким образом?
Вообще, когда творческие личности начинают описывать свой творческий процесс, получается херня одна. Типа что неважно, во что, в какие именно рамки облекается эта реализация идеи, ибо форма здесь вторична – музыка ли или картина. Если речь ведет фотограф, то фотографирует он точно так же, как если бы писал или рисовал. За исключением, конечно, всяческой заказной халтуры, но он, естественно, не имеет ее в виду. Процесс важнее результата или наоборот. Главное не что, а как…
