ПОСЛЕСОНИЕ
Проснулась с ощущением опустошения. Меня словно бы провернули на фарш в мясорубке. Любопытно, что недавно разговаривала с приятельницей о камнях. Пыталась ей объяснить, почему мне нравятся агаты? Получилось недоказательно. Для нее камень – только бриллиант, хотя нет никаких финансовых предпосылок для подобного выбора. Просто, есть такая категория спорщиков, похожих на то, что называется "из грязи – в князи". Но я не на шутку завелась, очень было обидно за фантастическое разнообразие агатов. Даже сюжет сразу родился любопытный, как только сон закончился. И записывать я стала сначала сюжет, а только потом – сон. Про сюжет потом – после.
А сон страшненький. Конечно, в нем полно дневных размышлений на тему: кто мы и откуда? Но только этим объяснить я сон не могу. Что-то в нем нездешнее. Вдруг, это все – правда? И мы за переездами с планеты на планету запамятовали свой настоящий дом, а, стало быть, и настоящую историю? Как говаривал А.П.Чехов – "сюжет для небольшого рассказа". Но это – будущее.
Через несколько часов это будущее я нашла на берегу моря в Адлере. Черный, испещренный бороздками булыжник размером с детский кулачок. На одном конце в него была голубая проталина – мерцающий мелкими кристаллами таинственный голубой глаз.
СОН
События происходят одновременно в родительском доме в Армавире и в коммунальной квартире на Арбате.
Дочка спит в соседней комнате. Дело к вечеру. Мы с мамой готовимся ко сну. Я смотрю телевизор, а мама читает какой-то журнал. Слышен необычный звук. Мне не спокойно. Что-то происходит за стенами дома. Выхожу на крыльцо родительского дома.
Ничего не понимаю. Прямо передо мной совершенно явственно возникает невесомый колпак светло-желто-зеленого цвета. Он совершенно прозрачен и двигается вверх, изменяя положения. Из него свисают ножки, как у медузы. И вот он уже взмывает к небу. Заворожено слежу за движением, а потом бегу в дом, чтобы позвать родных поглядеть на чудо.
Путано говорю о происходящем. Мама одевается. Я совершенно раздета. Бросаюсь в арбатский коридор. Судорожно перебираю одежду. Натягиваю сиренево-розовую накидку и пулей вылетаю на… родительское крыльцо в Армавире.
В воздухе что-то изменилось, как перед грозой. Какое-то тяжелое и опасное ожидание. Не слышно никаких звуков. Воздух абсолютно неподвижен – никаких колебаний. Невероятная мертвая тишина. Словно бы жизнь остановилась. Слева от дома за железной дорогой над лесопосадкой видны цветные всполохи.
Перед крыльцом соседнего дома, что стоит напротив, возникает солнечное видение – золотые рыбки запутались в водорослях или деревьях. Изображение похоже на вазелиновый теле эффект – четкий центр и размазанная мутная периферия. Бегу к маме: "Там голографические (я несколько раз пытаюсь произнести это слово) рыбки". Моя речь невнятна и испуганна.
Небо постепенно, как на огромном экране, становится затемненным, но цветным. Полосы сине-коричнево-фиолетовые перетекают одна в другую, потом вспениваются, вдавливаются друг в друга. Изображение складывается и тотчас разрывается.
Я бросаюсь в дом и вытаскиваю маму. Небо продолжает свой страшный безмолвный танец. И тут возникает звук. Он похож на поиск сигнала сквозь помехи. Словно работающий радиоприемник с настройкой между станциями приема. Звук есть, но нет его конкретики. Шум.
На фоне треска сверху возникает тихий голос с помехами, которые хочется убрать, как высокие частоты, ручкой настройки и вывести громкость: "…мы устали ждать… вам надо… вы уже готовы…"
