Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 2 - страница 9
Лишь кликнуть клич, и встанут исполины.
Воззвание написано, но он
Кладет перо: да не прейдет закон!
Верховный жрец созрел для гильотины.
4
Уж фурии танцуют карманьолу,
Пред гильотиною подъемля вой.
В последний раз подобная престолу,
Она царит над буйною толпой.
Везут останки власти и позора:
Убит Леба, больной Кутон без ног...
Один Сен-Жюст презрителен и строг.
Последняя телега Термидора.
И среди них на кладбище химер
Последний путь свершает Робеспьер.
К последней мессе благовестят в храме,
И гильотине молится народ...
Благоговейно, как ковчег с дарами,
Он голову несет на эшафот.
1917 г. 7 декабря
Каллиера
Посв. С. В. Шервинекому
По картам здесь и город был, и порт.
Остатки мола видны под волнами.
Соседний холм насыщен черепками
Амфор и пифосов. Но город стерт,
Как мел с доски, разливом диких орд.
И мысль, читая смытое веками,
Подсказывает ночь, тревогу, пламя
И рдяный блик в зрачках раскосых морд.
Зубец, над городищем вознесенный,
Народ зовет «Иссыпанной короной»,
Как знак того, что сроки истекли,
Что судьб твоих до дна испита мера,—
Отроковица эллинской земли
В венецианских бусах – Каллиера.
* * *
Как некий юноша, в скитаньях без возврата
Иду из края в край и от костра к костру...
Я в каждой девушке предчувствую сестру
И между юношей ищу напрасно брата.
Щемящей радостью душа моя объята;
Я верю в жизнь, и в сон, и в правду, и в игру
И знаю, что приду к отцовскому шатру,
Где ждут меня мои и где я жил когда-то.
Бездомный долгий путь назначен мне судьбой...
Пускай другим он чужд... я не зову с собой —
Я странник и поэт, мечтатель и прохожий.
Любимое со мной. Минувшего не жаль.
А ты, что за плечом, – со мною тайно схожий, —
Несбыточной мечтой сильнее жги и жаль!
1913
Иван Коневский
Священные сосуды
В сосудах духа много мыслей есть,
Что бережно, внимательно, тревожно —
Ах, так легко расплетать нам их можно! —
Как ценное вино, должны мы несть.
Как приговор, страшит нас эта весть:
Что за томленье – жить так осторожно!
А расплеснет вино тот раб ничтожный,
Что буйствовать захочет, пить и есть.
Ужель же должен всяк из нас, в теченье
Всей жизни, в судорожном напряженьи
Держать сосуд – не то дрожит рука?
Смирим сердец мятежные порывы;
Тогда пройдем, свободны, горделивы,
Сквозь жизнь – и будет длань, как сталь, крепка.
1896 г. Боровичекий уезд
Позднее лето в Новгородском краю, и ранняя осень. Петербург.
Наследие веков
Вере Ф. Штейн
Когда я отроком постиг закат,
Во мне – я верю – нечто возродилось,
Что где-то в тлен, как семя, обратилось:
Внутри себя открыл я древний клад.
Так ныне, всякий с детства уж богат
Всем, что издревле в праотцах копилось:
Еще во мне младенца сердце билось,
А был зрелей, чем дед, я во сто крат.
Сколь многое уж я провидел! Много
В отцов роняла зерен жизнь-тревога,
Что в них едва пробились, в нас взошли,
Взошли, овеяны дыханьем века,
И не один родился в свет калека,
И все мы с духом взрытым в мир пошли.
1896
Две радости
Ф. А. Лютеру
Когда душа сорвется с высоты,
Когда взвилась она тяжелым взмахом,
Она сперва оглянется со страхом
На мир веселой, бойкой суеты.
Как ей не помнить горней красоты?
Но принята она в объятья прахом:
И прах ей сладостен, а в ней зачах он —
Цветок вершин и снежной чистоты.
Страдать невмочь нам, и к земле прижмется
Наш детский дух и кровно с ней сживется,
И вот уж тесный угол наш нам мил.
Ах, если б праздник неземной потребы,
Как пастырь, что благословляет хлебы,
И пестрых будней игры осенил!
1896
Сын солнца
Другу моему Асканию
Похожие книги
