Соня, проснись! - страница 12

Однажды в седьмом классе учительница по литературе попросила Соню принести журнал из преподавательской. Заглянув в кабинет, где хранились документы и встречались учителя, девочка увидела журнал своего класса прямо на столе. Вокруг никого не было. Соня решила тоже попробовать быть хулиганкой, одновременно воспринимая данную ситуацию как игру. В журнал успеваемости класса поставила своей трясущейся от страха рукой две четверки по иностранному языку, а затем понесла документ на свой урок. Конечно, в проделке Соня сомневалась, трусила, боялась порицания. Но что ей было терять? Ведь дружелюбия итак никто не проявлял. Да и открытой грани личности девочка была рада. В тот момент она узнала о себе новое, неизвестное ранее. Хулиганский проступок мог хоть как-то увеличить шансы на внимание со стороны одноклассников, ведь они совершенно не ожидали такой выходки от нее. Как же класс узнает об этом «подвиге»? Новоиспеченная хулиганка, смело рискующая своей репутацией хорошей девочки, с гордостью рассказала окружающим перед уроком литературы, что перешла на сторону зла. Реакция сверстников была неоднозначной. Дикого восторга Соня не увидела, на руках ее не понесли, хвалить и восхищаться тоже не стали. Но не стали также оговаривать, сердиться, ругать. Несколько особенно приближенных к учителю, сидевших рядом друг с другом, внезапно вспыхнули, выпрямили спины, начали переговариваться вполголоса, ровно настолько, что Соне было не разобрать темы обсуждения. Но она не связала их разговоры с восстановлением справедливости или со своей персоной вообще. На этом, как она подумала, все хулиганство закончилось. Через несколько дней главная учительская приближенная подошла к Соне и сказала: «Либо ты сама расскажешь о своем поступке учителю, либо это сделаем мы прямо сейчас». О своей выходке к тому времени девочка успела забыть. Ситуация казалась комичной: «вершительница справедливости» была ростом на голову ниже Сони и говорила, глядя снизу вверх, а сзади ее «подпирали» две другие ученицы. Помощницы перенимали уроки искусства вершить справедливость, видимо. Как бы не выглядела ситуация в тот момент, выбор для провинившейся был невелик, если не сказать, что его не было. Она сама не сказала бы правду, ведь выдумывать и отпираться нет никакого смысла, вызвавшиеся «воительницы» могли приукрасить и наплести невесть чего. Соня собрала волю в кулак. Ее снова сковывал страх, и к горлу подступила тошнота, но девочка понимала, что за свои поступки отвечать должна сама, поэтому направилась в кабинет классной руководительницы на свинцовых ногах. Эту новую грань Соня также открывала для себя с удовольствием и тревожностью. На лице учительницы лежала тень глубокой печали. Было понятно, что ей все рассказали до признания, но Соня решила, что этот поступок также будет проверкой на смелость в глазах ее же самой. О притворной честности одноклассников или о деланном горе классной руководительницы в тот момент не думала.

– Я совершила нехороший поступок. В журнале поставила себе две четверки по немецкому языку, – выдохнула «хулиганка», и сразу стало легче.

Теперь она обелила себя, восстановила честь, ведь повинную голову меч не сечет. Этой поговорки Соня не знала, просто чувствовала, что после признания приговор должен быть смягчен. Просто обязан. Ведь есть, ого-го, какие хулиганы! Били стекла, курили после уроков, поджигали содержимое мусорных баков, топили учебники в унитазах. По сравнению с выходками «матерых» проступок Сони казался ей безобидной шуткой ребенка. Ученица вернулась на свое место под гробовое молчание одноклассников. Соне было все равно, кто и что знает о состоявшейся исповеди, ведь люди в классе не стали ближе, они остались чужими. А может, и отдалились еще сильнее. Мнения посторонних не волновали ни капли. Через несколько минут следом в кабинет вошла учительница. За ней тянулся, будто шлейф от свадебного платья, запах корвалола. На миг Соне показалось, что она не пила капли, как полагается, а щедро сбрызнулась ими, словно духами «Красная Москва». И, вместо того чтобы начать урок, встав на свое привычное место, заунывно и с плохо скрываемым напускным драматизмом, не отрывая глаз от своего стола, сказала: «Не ожидала, что в нашем классе заведется поганая овца. Предатель». Соня потеряла дар речи, а весь класс понимающе закивал учителю, как китайские болванчики. Качались даже головы тех, кто точно не понимал, в чем дело. «Это же надо, – продолжила тянуть из себя фразы учительница, – в моем-то классе! Подвела всех нас. Я не знаю, как вести урок после такого поступка. И как ей верить». «Поганой овце» на миг также показалось, что учительница пытается выдавить из себя слезы, но они застряли в горле, потому что говорящая трагично закашлялась.