Дома он выдвинул ящик стола и вынул из него картонную папку на завязках. В этой старой папке Иван Ильич хранил кое-что из бумаг, связанных со своим последним классным руководством – после Сашиного выпуска он не стал «брать класс», объяснив это возрастом: в его почти восемьдесят каждый год как подарок, и вероятность того, что он, приняв четвероклашек, сможет довести их до выпуска, неумолимо стремится к нулю. Но эту папку он не выкинул – просто не поднялась рука. Здесь хранились, в числе прочего, данные о родителях его ребят. Дедов пробежал глазами список. Вот: Мальцева Елена Степановна, но она сейчас недоступна; Мальцева Вера Сергеевна. Адрес, телефон. Та самая бабушка. И – между строчек, другими чернилами – Рогозин Алексей Михайлович (только адрес, без телефона). Поговорить бы с этим Алексей Михайлычем. Насколько было известно Ивану Ильичу, Сашин отец жил со своей новой семьёй тут же, в Раздольном, и работал в хирургическом отделении горбольницы.
Он полистал телефонный справочник, нашёл номер и набрал его.
– Хирургия, – ответил деловитый женский голос.
– Могу я поговорить с Алексеем Михайловичем?
– Одну минутку, – ответила неведомая ему женщина. Было слышно, как она спрашивает у кого-то: «Кать, Рогозин у себя?». Трубку, видимо, положили на стол – Дедов слыщал, как кто-то шелестит бумагами, как скрипит стул. Наконец там ответили.
– Да?
– Алексей Михайлович?
– Да.
– Это Иван Ильич Дедов, бывший классный руководитель вашей дочери…
– Да… Здравствуйте. – В голосе Рогозина слышался вопрос.
– Вы давно видели Сашу?
Его собеседник ответил не сразу.
– С месяц назад. Да, получается, что давно. – И он вдруг вскинулся: – С ней что-то случилось?
– Ну, как вам сказать… Вы вообще в курсе её дел?
– Смотря что вы имеете в виду…
– Вам известно, например, что Саша так и не стала поступать в институт?
– Конечно, из-за Веры Сергеевны. Из-за бабушки.
– Это в прошлом году. А в этом? – и, так как на том конце провода сразу не ответили, Иван Ильич продолжил. – Если вы, как говорите, видели Сашу около месяца назад, то должны быть в курсе того, что она опять не поступила в институт – не стала даже пытаться. Какие у вас с ней отношения?
Рогозин откашлялся.
– Думаю, что хорошие. Что всё-таки случилось?
Дедов чуть было не воскликнул: а этого вам недостаточно? Но он сдержался и продолжил ровным, насколько было возможно, голосом.
– Алексей Михайлович, простите, если вам это покажется неуместным, но судьба вашей дочери мне небезразлична, и я считаю себя обязанным это сказать. Сегодня я встретил её в городе и был очень удивлён, узнав, что она так до сих пор никуда и не поступила. Саша – одна из лучших учениц своего выпуска. И у неё сейчас непростое время. Я уже старый человек и, надеюсь, вы извините мне то, что я скажу. Как вы могли допустить, чтобы ваша девочка, с её способностями, была оставлена на произвол судьбы?
В трубке повисла тяжёлая пауза. Дедов ждал. Спустя какое-то время послышался шумный вздох, как бывает, когда воздух выпускают сквозь губы – «пфффф!» – и Рогозин заговорил.
– Да, вы совершенно правы. Это чудовищно несправедливо по отношению к Саше. Я говорил об этом Лене. Её матери, – уточнил он, – Но она считает, что я делаю из мухи слона. Это во-первых. А во-вторых, она заявила, что я не имею права вмешиваться в их жизнь, так как я их бросил.
Настала очередь задуматься Дедову.
– Понятно. – Он поколебался, но продолжил: – И всё же, Алексей Михайлович, я прошу вас с ней увидеться. Она сейчас очень нуждается в вашей поддержке. Кто-то должен объяснить ей, что жизнь не кончилась. И что она должна учиться дальше.
