Пусть волосы были темными, кожа сверкала бронзовым отливом загара, а глаза были по-колдовски черными. При взгляде на неё так же замирает сердце и ты не можешь оторвать взгляда от того, как она легко взмахивает рукой или небрежно откидывает тяжелые, густые волосы за спину.
Она отошла от бара, поставив на поднос несколько пиал с орешками. Что-то весело крикнула бармену и танцующе, Вениамин даже не замечал, что играет музыка, пошла обратно к их столику. Она ловко обходила других посетителей и казалось вот-вот закружится в танце.
Ему казалось, что он как в живую может представить её кружащей под солнцем где-то на пляже. Босые ноги оставляют следы на горячем песке. На шее ожерелье с ракушек, а черные глаза горят каким-то диким и завораживающим огнем. Вся девушка была полна какого-то необузданным огня.
– Ваши орешки, мальчики, – поставив пиалы, сказала она.
– Спасибо, дорогая, – нагло ухмыльнулся Олег, без стеснения разглядывая пышные бедра и вырез блузки.
– Спасибо, – хрипловато сказал Вениамин, бросив взгляд на бейджик, – Варвара.
– Всегда пожалуйста, дорогой, – радостно, до неловкости как-то искренне, сказала девушка, неотрывно глядя в глаза Вениамина, – если что-то понадобится – обращайся.
– Похоже ей Веня понравился, а не ты, – взорвался хохотом их столик, как только девушка ушла.
Вениамин отмахнулся, вежливо-натянуто улыбаясь. Не зная куда деть руки он потянулся к орешкам и закинул несколько в рот. Тем более это был весомый повод, чтобы не отвечать на эту глупейшую шутку.
Все в их компании знали, что он ненавидит, когда о любви и симпатиях говорят в насмешливом тоне. Возможно, от того, даже в студенческие времена он никогда не был душой компанией. Невозможно быть любимчиком каждого, если не разделяешь любови к шуткам на такую животрепещущую тему, как женщины.
– А смысл? – продолжали хохотать они, – Наш Веня хороший мальчик! Он не изменяет!
В наши прекрасные времена, почему-то смешно из-за чужой нравственности.
– Эй, Веня, можешь замолвишь перед ней за меня словечко? – расхохотался его друг.
Того жёнушка бросила спустя четыре месяца супружеской жизни. То ли не выдержав жизни с кассиром маленького супермаркета, который любил приложится к бутылке пивка, то ли не выдержала его смех перебивающийся с хрюканьем.
– Чтобы я не говорил, как только ты засмеешься, она в ужасе убежит, – улыбаясь сказал мужчина, крепко вцепившись одной рукой в бокал пива, а второй в сидение стула.
Губы сводило, как и щеки, от фальшивой натянутой улыбки.
– Вот же чертяга, – рассмеявшись пуще прежнего, сказал Олег, насмешливо ударив кулаком по плечу Вениамина, – Тебя уделали!
– Я отойду, – подсмеиваясь, сказал Вениамина, допив пиво одним большим глотком. Компания заугукала, несколько махнули на него рукой, казалось, полностью забыв предыдущую тему разговора.
Вениамин тяжело выдохнул, когда зашел в туалет. С лица слетела улыбка и он тяжело поправил волосы, убивая их с лица, пропуская пряди сквозь пальцы. Где-то глубоко в груди все ещё колотились отзвуки злости.
Рука слегка болела и он посмотрел на ладонь, нахмурившись. Он так крепко вцепился тогда в сидения деревянного стула, что ладонь прочерчивала красная полоса.
Он подставил её под холодный поток воды, после того как открутил вентиль. Пальцы слегка подрагивали, а вода была мутной, стекала в желтоватый разъем водостока.
Мышцы лица сводило. Он ненавидит это. Каждый раз, когда ярость кипела в нем, он натягивал на лицо беззаботное выражение лица и легкую улыбку, надеясь, что та затрагивает глаза и они не отливают холодом.
