– Думала, ты уже закончил, – сказала Генриетта, доставая из буфета мед и масло. Потом отрезала себе ломтик хлеба.
– Просто добавляю пару мыслей, пришедших в последний момент в голову.
– Ну, Робин, на твоем месте я бы не стала разглагольствовать. Сегодня суббота как-никак, и всем хочется поскорее освободиться.
– После мы собираемся в «Гербе королевы». В одиннадцать.
– Чудесно. – Генриетта поставила тарелку с завтраком на стол и плюхнулась на стул. – Сэр Магнус ответил на твое письмо?
– Нет. Но я уверен, что он придет.
– Что ж, он явно не торопится. – Женщина наклонилась и пробежала взглядом по страницам. – Ты не можешь сказать так.
– Как?
– «Была жизнью и душой любого общества».
– Почему?
– Потому что это неправда. Если начистоту, я всегда находила Мэри очень скрытной, застегнутой на все пуговицы. Общаться с ней было совсем не просто.
– Она выглядела даже веселой, когда была у нас на минувшее Рождество.
– Присоединилась к хоралу, если ты это имел в виду. Но что на самом деле у нее на уме, никто не знал. Не могу сказать, что она мне нравилась.
– Не стоит так говорить о ней, Хен. И уж точно не се- годня.
– Не вижу к тому причины. Ох уж мне эти похороны – сущее лицемерие! Все твердят, каким замечательным был покойник, каким добрым и щедрым, но в глубине души знают, что это не так. Я никогда не испытывала симпатии к Мэри Блэкистон и не намерена теперь петь ей дифирамбы только из-за того, что она удосужилась свалиться с лестницы и сломать шею.
– Ты ведешь себя немилосердно.
– Я просто честна, Робби. И знаю, что ты полностью со мной согласен, даже если пытаешься убедить себя в обратном. Но не переживай: обещаю не опозорить тебя перед лицом плакальщиков. – Женщина состроила гримасу. – Ну, достаточно скорбное выражение?
– Не лучше ли тебе приготовиться?
– Все уже лежит наверху. Черное платье, черная шляпка, черный жемчуг. – Генриетта вздохнула. – Когда я умру, пусть меня не одевают в черное. Это так уныло. Дай мне слово. Я хочу, чтобы меня похоронили в розовом с большим букетом бегоний в руках.
– Ты не умрешь. Это случится не скоро. А теперь ступай наверх и оденься.
– Ну хорошо-хорошо, грубиян ты этакий!
Она склонилась над ним, и ее груди, теплые и мягкие, прижались к его шее. Поцеловав мужа в щеку, Генриетта поспешно вышла, оставив на столе завтрак. Возвращаясь к тексту речи, Робин Осборн улыбнулся про себя. Возможно, жена права и следует выбросить пару страниц. Он еще раз перечитал написанное.
«Жизнь у Мэри Блэкистон была непростая. Вскоре после переезда в Саксби-на-Эйвоне ей довелось пережить личную трагедию, и горе вполне могло поглотить ее. Но она не сдалась. Она была из тех женщин, что любят жизнь и не позволяют судьбе взять над ними верх. И теперь, когда тело ее упокоится рядом с сыном, которого она так любила и так трагически лишилась, мы можем черпать толику утешения в мысли, что теперь они наконец вместе».
Этот абзац Робин Осборн перечитал дважды. И снова вспомнил Мэри стоящей здесь, в этой самой комнате, прямо перед столом.
«Слышала, что вам досаждают осы».
Заметила ли она их? Знала ли?
Солнце, должно быть, спряталось за облако, потому что по лицу священника внезапно пробежала тень. Он протянул руку, вырвал целый лист и, разодрав его в клочья, бросил в мусорную корзину.
3
Доктор Эмилия Редвинг проснулась рано. Целый час она провалялась в постели, пытаясь убедить себя, что еще сумеет заснуть, потом встала, накинула халат и приготовила чашку чая. Так и оставшись сидеть на кухне, она наблюдала, как солнце поднимается над ее садом и расположенными позади него развалинами Саксби-Касл, замка постройки тринадцатого века. Замок привлекал сотни любителей истории, но всякий раз после полудня заслонял солнце, отбрасывая длинную тень на усадьбу. Стрелки часов едва миновали половину девятого. Вскоре принесут газеты. На столе перед Эмилией лежало несколько медицинских карт пациентов, и она занялась ими, отчасти чтобы отвлечься от мыслей о предстоящем дне. По утрам в субботу лечебница, как правило, работала, но сегодня по причине похорон останется закрытой. Ну что же, хорошая возможность разобраться с бумажными делами.
