Мы были безумно счастливы в своем крохотном, с таким трудом отвоеванном мирке, где можно отрешиться от Сайена и перебиваться брошенными нам крохами.
Страж вытянулся на покрывале, заложив руки за голову. Никогда еще не видела его таким по-человечески расслабленным и умиротворенным.
– Спасибо за угощение. И вообще за все, что ты для меня делаешь. Хотя сейчас со мной, мягко говоря, невесело.
– А ты и не нанималась меня развлекать.
Интересно, а как он вообще относится к дням рождения? Наверное, для бессмертного существа забавно наблюдать, с каким мазохизмом мы отмечаем каждую ступень, приближающую нас к могиле. Но все равно приятно, что он постарался, накрыл стол.
Над явочной квартирой вспыхнули три звезды.
– Рефаитов именуют как созвездия в старину, – пробормотала я. – С чего бы?
– Почти никому не под силу выговорить наши подлинные имена. А поскольку звезды издавна ассоциируются у людей с богами, Нашира повелела нам представляться именно так.
– А имена выбирали самостоятельно?
– Самостоятельно, но с дозволения эфира. Кстати, я никогда не просил обращаться ко мне по имени.
– Арктур?
– Да. Страж – просто титул, которого меня лишили. Мы знакомы почти год. Если хочешь, зови меня Арктуром.
Вообще-то, он прав. Последние месяцы я называла его Стражем скорее по привычке… или в надежде, что, соблюдая формальности, сумею обуздать свое влечение. В любом случае пора менять формат.
– Арктур, – повторила я. – Мне нравится.
Вдалеке завыла сирена. Где-то под покровом ночи Нашира Саргас планировала очередной ход.
Ее власть и могущество внушали немалый страх. Инстинкт подсказывал: именно Наширу нам предстоит одолеть, чтобы выиграть войну. Однако вплоть до событий в застенках образ наследной правительницы не преследовал меня по ночам. Нас всегда разделяло солидное расстояние.
Но теперь все изменилось. Дважды я сумела выскользнуть из ее лап. Стерпела пытки, не сломалась. Не умерила свой пыл. Не умерла. Нет, Нашира не успокоится, пока не сотрет меня с лица земли.
К реальности меня вернул легкий шорох. Страж – Арктур – ничего, со временем освоюсь – пододвинул мне сверточек.
– Подарок.
Я с любопытством разглядывала продолговатый предмет, завернутый в газету.
– Арктур, ну зачем! Это совершенно лишнее.
– Разве ваше утробное рождение не чествуют дарами?
– Утробное рождение? Какая прелесть!
Сверток оттягивал руку. Внутри оказалась изящная шкатулочка. Овальную крышку украшал мотылек из дымчатого стекла, сидящий на овсяном колокольчике. Я как-то обронила, что это мой любимый цветок, символизирующий пленительную силу музыки.
Я повернула золотой ключик, и из недр шкатулки возникла фигурка птички – белозобый дрозд с черным оперением и белой грудкой. Дрозд захлопал крохотными механическими крылышками и защебетал не хуже настоящего.
– Арктур! Где ты раздобыл такую красоту?!
– Пожертвовал экземпляром из своей коллекции. Была табакерка, стала boîte à oiseau chanteur.
Музыкальная шкатулка.
– Потрясающе! – искренне восхитилась я. – Погоди, ты сам ее смастерил?
– Просто внес кое-какие коррективы.
Внутренняя сторона крышки, стилизованная под маковое поле, тоже поражала изяществом. Страж сел рядом и повернул ключ в другую сторону. Дрозд умолк, заиграла музыка. Мелодия навеяла смутные воспоминания: дедушка чинит арфу и скрипучим голосом поет об утраченной возлюбленной.
Меня вдруг одолела тоска, ее щупальца росли из потаенного уголка сердца, навсегда отданного Ирландии. Представилось, как Страж мастерит шкатулку под неодобрительными взглядами Рантанов.
