Сосед сверху, сосед снизу - страница 20

— Ах, да, девчонка – моя фанатка, — добавляет Эрик, пихая Эмиля кулаком в плечо, — она знает меня в лицо, знает мое прозвище, знает мой язык. Сдавайся, друг, я все равно её выиграю…

— А еще она знает о нашем с тобой споре, баран, — язвительным эхом откликается Эмиль, — и, судя по всему обиделась. Я же тебе говорил – ори потише. Смотри, какая умница нам попалась. С любовью к языкам.

— Надеюсь, её язык окажется таким же любвеобильным, — с ухмылкой откликается Эрик, а потом косится на друга, — ты ведь не предлагаешь мне отменить наш с тобой спор, раз девчонка в курсе?

— Не-е-ет, — швед неторопливо покачивает головой, — так даже интереснее. И потом – я с ней еще даже не познакомился.

В глазах Эмиля горят предвкушающие огоньки…

10. 6. Настя и Эмиль. Завтрак для мышки

Утро.

Мерзопакостное, серое, промозглое. Отвратительное, как мое настроение.

Работа.

Нужно идти на работу. Делать хорошую мину, и хотя бы не швыряться в Назарова всеми вещами, что мне попадаются под руку. Жаль. На моем рабочем столе есть такой крутой дырокол!

Зубы я чищу с таким остервенением, будто пытаюсь через рот вычистить всю пакость, происходящую в моей голове.

У нас столько всего было! Мы через столько вместе прошли. Я думала…

А, к черту. Не буду я думать, что я о нас думала.

Нас нет.

Денис Викторович изволили нас угробить.

И бла-бла-бла, в любом конфликте виноваты оба, но не было у нас такого конфликта, после которого было бы нормой пойти и с кем-нибудь просто потрахаться.

Когда я выхожу из ванной, до кухни дойти не успеваю — что-то стукает в оконное стекло со стороны балкона в спальне. Что там? Птица в стекло врезалась?

Мандарин, перепутав себя со сторожевой собакой истошно вопит у балконной двери, мне мерещится какое-то мельтешение, но пока я вожусь с раздергиванием тяжелых штор — птица ли, гаргулья ли — кто бы это ни был успевают с балкона свалить.

Я выхожу наружу, в промозглое утреннее лето, зябко кутаясь поглубже в свою длинную полосатую пижаму. Что это все-таки было? И что за запах? Выпечка? На третьем этаже? Не припоминаю в такой близости от Алинкиного дома никакой пекарни.

Алинка ремонтировала свой балкон так, чтобы теплым летом на нем можно было встречать рассвет и провожать закат. Тут милые кованные перильца, плитка под моими босыми ногами напоминает о том, что мои любимые меховые тапочки остались в «семейной» квартире, и столик есть в углу, со стульчиком. Чтоб почитать, или в ноут потупить. Только сейчас на столике…

Откуда? Аист принес?

Я недоверчиво шагаю ближе к столику. Белая чашка с брутальным черепом дымится и соблазняет меня свежим кофе — то ли с молоком, то ли со сливками, а на белом блюдечке рядом лежат три аккуратных розочки из сдобного теста, на весь балкон источающих запах корицы. Я трогаю пальчиком осторожно — теплые. Еще теплые? Серьезно?

Под чашкой лежит аккуратная визиточка. Точнее — просто кусок белого картона, и на ней красиво и от руки выведено «Emil» и десять цифр под ним.

Так странно знать , что я ни за что не признаюсь ему, откуда именно я знаю и его, и Змея. Ну, как вы себе это представляете?

Эй, привет, помнишь меня, мы в Берлине чуть прямо на танцполе тройничок не устроили? Да-да, та самая, что крутила задом и перед тобой, и перед тем итальяшкой.

Уф-ф, не! Алинка бы так сказала. Она еще бы и расхохоталась в довесок, и локтем собеседника пихнула, мол, у нас есть общее прошлое, давай скрепим его еще и общей попойкой. Алинке было не сложно махнуть автостопом в другой город, и пусть папа по возвращении полдня гоняет непутевую едва-едва справившую совершеннолетие доченьку ремнем по двору. И со мной на соревнования она ездила всегда. Всегда! Без исключения. До самого последнего моего конкурса, за три недели до моей свадьбы. Того, из-за которого и свадьбу-то чуть не отменили. Только в последний момент Дэн у меня вымолил прощения за тот скандал, когда разнес мою комнату в хлам, за размитый попутно привезенный мной с этого соревнования хрустальный кубок.