–Я так рада, что мы, наконец, выбрались из города хоть к концу лета. Маленький ребёнок – это так хлопотно! Столько проблем!– делилась радостью младшая сестра.
–Я не знаю, зачем ты вскармливаешь Джозефа сама, обычно все аристократки отдают младенцев кормилице.
–А я удивляюсь тебе! Дорогая, чем плох барон Михаэль Готлоб, что приезжает в Милфорд-Хейвен по делам из Германии?
–Что я тебе сделала, что ты решила услать меня так далеко от родины?
–Граф Борроудэйл боготворит твою красоту, у него такое высокое положение…На его земле добывают графит, как говорят местные: «плумбаго», оттуда графит развозят по всей Европе. Почему бы тебе пару раз ему не улыбнуться?
–Когда я спрошу твоё мнение, сестра, тогда и высказывайся, а решать за кого мне идти замуж предоставь моему сердцу.
–Боюсь: твоё чёрствое сердце никогда не откликнется на зов любви…
–Нет, лучше вцепиться в первого встречного, кто придёт свататься, как это сделала ты?
Неловкая, гнетущая пауза затянулась.
Лошади вынесли девушек к реке, берег которой кое-где покрывали заросли акации, а у кромки воды местами росли ивы.
Наяда повернула было кобылу к дому, как сестра окликнула её:
–А давай, как в детстве, скинем одежды и нырнём в прохладную водицу?
Место безлюдное, до ближайшей мельницы надо было порядком скакать вниз по течению, чего бояться? Последние тёплые деньки уходящего лета, когда ещё доведётся побаловать себя купанием в реке? Что в этом плохого? Да и с сестрой надо помириться…Наяда спешилась. Стала снимать громоздкий костюм амазонки, аккуратно складывая вещи на травке. Затем тихо вошла в леденящую воду и неторопливо поплыла.
Граветин сложила одежду на седло и с визгом вбежала в реку. Сестра успела заметить, как налились груди кормящей мамочки. Младшая шумно плескалась у берега, затем поплыла вдогонку, нырнула…
Наяда заплыла уже на другой берег, а голова Граветин всё ещё не показывалась из-за мелкой зыби волн. Старшая разозлилась: «Зачем она пугает меня?» Но через минуту испуганно побежала к реке, предполагая: «Что же случилось? Ударилась о дно? Зацепилась о корягу? Наглоталась воды? Попала в холодное течение, и у неё свело ногу?»
Она ныряла до изнеможения, но так и не увидела сестру. Видимо, ту унесло течением.
На берег девушка выползла без сил, тело сотрясали рыдания. Волосы выбились из причёски, и теперь облипали голые плечи. Она села, обхватив колени руками, и просидела так неизвестно сколько. Слёзы со временем высохли, Наяда потянулась к одежде, но не нашла её, вместо этого её рука наткнулась на чей-то сапог. Девушка испуганно подняла голову и застыла в изумлении. Её замершее тело бросило в жар от стыда. Над ней возвышалась фигура Нормана Сэндлера.
–Ты вся синяя, Наяда. Как долго ты так сидишь?
–Не-не-не знаю.
Мужчина расстелил её одежду, живо достал фляжку из сапога, и к возмущению девушки принялся растирать озябшую кожу спины виски. Она издала нечленораздельный звук, когда его сильные руки опрокинули её на живот и прошлись быстрыми движениями по заду и ногам.
–Спереди тоже надо растереть, на,– Норман всунул в её руки фляжку.
Наяда продолжала лежать, её зубы стучали от холода.
Видя, что девушка вне себя, мужчина стал тормошить её за плечо:
–Дурёха, ты, что хотела утонуть? Или промёрзнуть, заболеть и умереть? Из-за меня?
Та обвела глазами лужайку, и заметила, что лошадь сестры отвязалась и ускакала вместе с одеждой Граветин. Надо как-то сказать Норману о случившемся. Забывшись, что она совершенно голая, Наяда привстала. Виски в её руках опасно накренилось, грозясь пролиться. Мужчина переводил взгляд с фляжки на заманчивую наготу. Дрожащими руками взял виски.
