Ее лицо порозовело. Отворачиваясь от него, она проговорила:
– Пойдем-ка поговорим с мисс Паркер.
Джек остановил ее, взяв за руку, и сказал:
– Мне казалось, вчера произошло нечто очень важное.
Она не ответила.
– Мне что, приснилось все это? – спросил Джек.
– Давай лучше не будем сейчас об этом говорить.
– Это что, было для тебя неприятно?
– Позже, – ответила Ребекка.
– Почему ты так ко мне относишься?
Но она избегала его взгляда, и это было необычно для нее.
– Джек, это слишком сложно.
– А мне почему-то кажется, что нам все-таки следует об этом поговорить.
– Позже. Ну пожалуйста!
– Когда же?
– Когда у нас будет для этого время.
– А когда это случится? – продолжал настаивать Джек.
– Если нам удастся выкроить время на обед, тогда и поговорим обо всем.
– Хорошо, мы выкроим время на обед.
– Посмотрим, Джек, посмотрим.
– Нет, мы определенно выкроим время на обед.
– Теперь надо заняться работой.
Кажется, ей наконец удалось вырваться за этот круг вопросов.
На этот раз он ее отпустил.
И Ребекка направилась прямо в гостиную, где их ждала Шелли Паркер.
Джек последовал за ней, сокрушаясь над тем, что же он натворил, позволив себе почувствовать нежность к этой женщине. Может быть, она действительно бесчувственна? Может быть, она и не заслуживала того, что он к ней испытывал? А не доставит ли она только душевную боль, и не придется ли ему пожалеть о том дне, когда они встретились? Иногда она и в самом деле бывает очень уж нервной. Лучше держаться от нее подальше. Лучше вообще отстать от нее. Попросить нового партнера? Или перейти из отдела убийств в другое подразделение? Он устал от бесконечных трупов, вереницей проплывающих перед глазами. Он и Ребекка должны разойтись – и в профессиональном, и в личном планах, пока не запутались в отношениях друг с другом. Да, это лучшее, что можно придумать. Именно так и надо поступить.
Но, как сказал бы Невецкий: «К чертям!» Он не станет просить нового напарника.
Он не отступится от нее.
Помимо всего прочего, он, видимо, влюбился.
В свои пятьдесят восемь Найва Руни напоминала почтенную бабушку, но крепостью не уступала и грузчику. Седые ее волосы были тщательно завиты и уложены. Круглое розовое лицо, довольно крупное, светилось дружелюбием, голубые глаза излучали теплоту. Она была плотной, но никак не толстой, а ее руки не были руками доброй бабушки. Это были сильные, ловкие, мозолистые руки без признаков артрита или других болезней. По улице Найва шла с таким видом, будто ничто не мешало ей на пути – ни люди, ни кирпичные стены. Шла не женщина – шел опытный армейский сержант.
Найва убирала квартиру Джека Доусона с тех самых пор, как умерла его жена Линда. Приходила она каждую среду, иногда присматривала за детьми. Например, только вчера вечером сидела с Дэйви и Пенни, пока Джек ходил на свидание.
Этим утром, открыв входную дверь ключом, который дал ей Джек, Найва прошла прямо на кухню, вскипятила кофе и выпила полчашки, даже не сняв пальто. Погода была отвратительной, и, хотя в квартире чувствовалось тепло, она не сразу избавилась от дрожи, засевшей глубоко в теле, пока она шла шесть кварталов от своего дома.
Потом Найва взялась за кухню. Особой грязи тут не было. Джек и его дети были очень аккуратными, не то что другие, у кого она работала. Тем не менее она натирала и надраивала все, что только было возможно. Она всегда гордилась тем, что оставляет после себя сверкающую чистоту. Ее отец, Господь упокой его душу, был полицейским, обыкновенным уличным постовым. Он очень гордился своей работой и старался сделать жизнь своего района безопасной для всех честных людей. Он-то и научил Найву двум важным вещам: во-первых, испытывать удовлетворение от любой хорошо выполненной работы, какой бы незначительной она ни была. А во-вторых, не браться за работу, которую не можешь сделать хорошо.
