Голубей здесь было предостаточно. Дикие сбивались в стаи по полсотни особей и кружили, отбрасывая мелькающие тени на крыши домов. Рядом с ними летали домашние птицы, явно сбежавшие на волю, как Тридцать третий. Канарейки и волнистые попугайчики оторвались от своего проса и колокольчиков, ведомые той же силой, что призвала сюда остальных. Для них пребывание здесь было равно самоубийству. Пока дикие птицы были поглощены происходящим ритуалом, они не обращали внимания на присоединившихся к ним домашних питомцев, но как только действие заклятия спадет, они растеряют свое благодушие. Они станут жестокими и стремительными. Они накинутся на канареек и волнистых попугайчиков, выклюют им глаза и растерзают за то, что те преступно позволили себя приручить.
Но сейчас птичий парламент был спокоен. Птицы поднимались все выше, выше и выше, заполняя весь небосклон.
Следуя за своей целью, Кэл оказался в той части города, куда редко заходил. Здесь простые дома без излишеств, составлявшие муниципальную собственность, уступали место жутковатым запущенным пустырям. Кое-где еще попадались некогда прекрасные трехэтажные дома с террасами, чудом избежавшие сноса, в окружении выровненных площадок. Как островки в море пыли, они дожидались так и не случившегося строительного бума.
Одна из здешних улиц – Рю-стрит, гласила надпись на табличке, – и являлась тем центром, вокруг которого собирались птицы. Вымотанных полетом пернатых здесь было гораздо больше, чем на прилегающих улицах; они щебетали и чистили перья, устроившись на карнизах, печных трубах и телевизионных антеннах.
Кэл внимательно смотрел в небеса и на крыши, шагая по Рю-стрит. И вот (один шанс из тысячи) он увидел свою птицу. Одинокий голубь рассекал стаю воробьев. Кэл долгие годы вглядывался в небо, дожидаясь летящих домой голубей, и приобрел орлиное зрение. Он мог узнать любую знакомую птицу по дюжине особенностей ее полета и теперь нашел Тридцать третьего, без сомнений. Но пока он смотрел, голубь исчез за крышами Рю-стрит.
Кэл снова пустился в погоню по узкому переулку, который почти посередине улицы вклинивался между домами с террасами и выводил в другой переулок, пошире, тянущийся за рядом зданий. Место оказалось порядком запущенным. Всюду громоздились кучи мусора, одинокие урны были перевернуты, их содержимое разбросано вокруг.
В двадцати ярдах от того места, где находился Кэл, шла работа. Два грузчика выволакивали со двора за домом кресло, а третий стоял и глазел на птиц. Несколько сотен пернатых слетелись в этот двор и расселись по стенам, оконным карнизам и перилам. Кэл прошел по переулку, высматривая голубей. Он заметил с дюжину или больше, но беглеца среди них не было.
– Что думаете по этому поводу?
Кэл был теперь в десяти ярдах от грузчиков, и один из них – тот, что стоял без дела, – обратился к нему с этим вопросом.
– Понятия не имею, – чистосердечно ответил Кэл.
– Может, они готовятся к отлету? – предположил младший из тех, что выносили мебель. Он опустил на землю свою сторону кресла и уставился в небо.
– Не говори глупостей, Шейн, – отозвался его напарник, уроженец Западной Индии. Его имя было вышито на спине комбинезона – Гидеон. – С чего бы им улетать посреди клятого лета?
– Слишком жарко, – сказал третий. – Вот в чем причина. Слишком, черт побери, жарко. У них от жары мозги плавятся.
Гидеон тоже отпустил кресло и привалился к стене заднего двора, извлек из нагрудного кармана зажигалку и поднес к наполовину выкуренной сигарете.
