– Любо! – откликнулся казачий круг. – Вот это дело, атаман! Гуляй, Васька, последний денёк холостой! Любо-о!
Стали расходиться по хатам казаки. Разлетелась по станице весть о войне, загоревали бабы, запечалились старики, а ребятишки малые к отцам да братьям пристают, деревянные сабли в руках держат, с собой взять просят. Война – не мать родна, стерва она и с человечьей душой страшные вещи делает. Кто ж по доброй воле живую душу губить захочет? Разве маньяк какой да злодей безбожный. Не любит хороший человек войны, вот и казаки раз уж надо, то так воюют, чтоб как можно быстрей врага погнать да самой войне в грудь осиновый кол вбить!
Потому сейчас не водку пить, не гулять время, а в храм Божий сходить, с детьми поиграться, близких обнять. Кто знает, все ли вернутся? Эх, об этом только песни петь, как предки завещали…
Верный мой товарищ, конь горячий вороной,
С песней разудалой мы пойдём на смертный бой!
Вот та наша служба, чужедальня сторона,
Буйная головушка, казацкая судьба-а…
А близко ли, далёко ли идёт-бредёт где шагом, где бегом, где подпрыгивая, стройный кавказский юноша. Долгая дорога вела Юсуфа на поиски дяди. Многие и слыхом не слыхивали о каком-то там пожилом джигите-герое, который бьётся за родную землю с ненавистными гяурами. Зато в одной из маленьких деревень на бедного юношу с палками бросились, когда он спросил, где Сарама искать.
– Пошёл вон, разбойник! Чтоб он шею свернул, твой Сарам! Последнюю курицу украл, шакал паршивый!
– Мой дядя не паршивый! – праведно возмущался Юсуф.
– Ну хорошо хоть «шакал» не отрицаешь… Всё равно иди отсюда, пока не прибили!
Пошёл он дальше, быстро пошёл, а как не пойдёшь, когда так просят. Кирпичом вслед не запустили, и уже спасибо от всего сердца…
Повела его тропинка узкая лесная в чащобу малопроходимую, кто его так «лесом» направил, бедный Юсуф уже и вспомнить не мог: то ли собаки дворовые, то ли дворник с метлой, то ли собственная фантазия да топографический кретинизм. Места-то незнакомые, гор нет, кругом сосны да ели – мудрено ли без карты с пути сбиться…
Однако шёл он и шёл, песенки всякие героические сочинения собственного под нос мурлыкал, как вдруг видит, лежит поперёк дороги упавшее сухое дерево. Обошёл он его, подумал, за комель приподнял, да и сдвинул в сторону, чтоб другим путникам не мешало. Дальше развернулся и слышит вдруг дребезжащий голос за спиной…
– Внучек! Ты не поможешь старенькой бабушке дорогу перейти?
Обернулся Юсуф и видит горбатую старушку, с клюкой, закутанную в чёрный плащ с капюшоном. Как можно отказать пожилому человеку, на Кавказе такое не принято.
– Конечно, почтеннейшая! Я сейчас…
Подал он руку старушке, впилась она в его локоть словно клещами железными, и пошли они вместе через тропинку. Ни на миг бедному юноше в голову не стукнуло: а с чего это бабулька в чёрном лицо прячет, по глухому лесу шастает, не по тропинке идёт, а поперёк, да ещё и перевести её просит? Уж, поди, не столичная улица без светофора с оживлённым движением? Эх, Юсуф, Юсуф…
– Вай мэ, какой учтивый молодой человек! Наверное, издалека, да? У нас давно таких воспитанных нет.
– Издалека, бабушка. Я иду уже шесть дней.
– Сколько? Шесть?! Какой молодец! И совсем не боишься один идти?
– Кого мне бояться, ведь я джигит!
– Это точно, такого джигита ещё поискать надо, – удовлетворённо покивала старушка, остановившись у ракитовых кустов. – Ну спасибо тебе, мой хороший! А в благодарность за твою помощь я дам тебе один мудрый совет…
