– Твоя мать знает, что с тобой случилось? – спросил Люк, обращая к ней лицо.
– Нет, – сказала Гласс. – В смысле, она знала, что я в Тюрьме, но ей ничего не известно об экспедиции на Землю.
Канцлер ясно дал им понять, что их миссия совершенно секретна. Родителям путешественников ничего не скажут, пока не станет абсолютно очевидным, что их дети выжили, – или пока Совет не убедится, что они никогда не вернутся.
– Хорошо, что ты собираешься ее повидать.
Гласс ничего не сказала. Она знала, что он думает сейчас о своей собственной матери, которой не стало, когда ему было всего двенадцать. Поэтому он долгое время и жил с соседом Картером, уже достигшим восемнадцатилетия.
– Да, – дрожащим голосом произнесла она наконец. Она отчаянно хотела повидаться с мамой, но даже теперь, когда она избавилась от браслета, охранникам не потребуется много времени, чтобы найти ее. Что важнее? Попрощаться с мамой или не причинить ей боли, которую она наверняка ощутит, глядя, как дочь уводят на верную смерть? – Нам надо идти.
Они в молчании шагали по галерее, и Гласс упивалась зрелищем сияющих звезд. Она даже не догадывалась, как сильно любит открывающийся отсюда вид, пока не оказалась запертой в крохотной камере без окон. Девушка покосилась на Люка, не понимая, испытывает ли она боль или, наоборот, облегчение от того, что он даже не взглянул на нее.
– Тебе пора возвращаться, – сказала Гласс, когда они добрались до контрольно-пропускного пункта Феникса, где, как и обещал Люк, не было охраны. – Со мной все будет в порядке.
Люк сжал челюсти и горько улыбнулся.
– Хоть ты теперь и беглый зэк, я все еще недостаточно хорош, чтобы познакомиться с твоей мамой.
– Я совсем не это имела в виду, – сказала она, думая о следе, который они уже оставили за собой. – Просто помогать мне опасно. Я не хочу, чтобы ты рисковал из-за меня жизнью. Ты и так уже многое для меня сделал.
Люк набрал полную грудь воздуха, будто собираясь что-то сказать, но потом просто кивнул.
– Тогда ладно.
Еле сдерживая слезы, она постаралась улыбнуться.
– Спасибо тебе за все.
Выражение лица Люка слегка смягчилось.
– Удачи тебе, Гласс.
Он начал склоняться к ее лицу, и Гласс ничего не могла с собой поделать, по привычке потянувшись к нему, но тут он подался назад, с почти физическим усилием разорвав контакт между их взглядами. Не сказав больше ни слова, Люк развернулся и бесшумно двинулся туда, откуда они только что пришли. Гласс смотрела ему вслед, и ее губы жаждали прощального поцелуя, которым они никогда не обменяются.
Гласс добралась до своей квартиры и, вскинув кулак, легонько постучала. Дверь отворилась, и из-за нее выглянула мать Гласс, Соня. За какой-то миг на ее лице промелькнула целая гамма чувств – удивление, радость, замешательство и страх.
– Гласс?! – выдохнула она и потянулась к дочери, словно чтобы убедиться, что та на самом деле здесь. Гласс с благодарностью упала в материнские объятия, упиваясь знакомым запахом ее духов. – Я думала, что никогда больше тебя не увижу, – с этими словами Соня втащила Гласс в квартиру и закрыла дверь. Отступив на шаг, Соня посмотрела на дочь. – Я ведь все время считала дни до твоего восемнадцатилетия. – Ее голос упал до шепота: – Осталось всего три недели.
Схватив мать за холодную влажную руку, Гласс увлекла ее на диван и сказала:
– Нас собирались отправить на Землю. Сто заключенных… – Гласс сделала глубокий вдох. – И я должна была стать одной из них.
